– Я тебе все рассказала, Алеша. Все честно. Просто ты не совсем понимаешь. Мой брат… он, может, здесь старый старик, и не взялся он ниоткуда, а прожил жизнь и помнит. И дети у него, внуки, жена – все помнят. Он помнит еще войну… как в подвале прятались от бомб… все помнит, кроме того, кто он на самом деле и зачем попал в этот мир. Ничего не дадут твои газетные хроники.
Неужели это правда, подумал Аспирин. Неужели я сижу на собственной кухне и вот так, запросто, болтаю с Аленой об этом мире, о том мире, о переходах туда-сюда и временных парадоксах, которые при этом возникают?
– Я пойду за анальгином, – сказал он обреченно.
– Он вспомнит себя, когда услышит песню, – сказала Алена, думая о своем.
– Услышит? А если его не будет рядом? Если он за тысячи километров?
– Он здесь, – Алена перестала улыбаться. – Я ведь шла по той же дороге. Он обязательно здесь, рядом.
– Ты думаешь, в том переходе весь город тусуется? Да если бы и так… Тебе с утра до ночи пришлось бы играть эту песню, чтобы он услышал!
– Нет. Если я сыграю – один раз, но только без ошибок – он явится, где бы он ни был.
Аспирин умылся из кухонного крана. Вдруг замер, пораженный.
– А сколько длится эта песня, а? Если ее играть от начала до конца?
Алена молчала.
– Сколько? – спросил Аспирин и сам себя не услышал.
– Сто семьдесят три минуты, если в хорошем темпе, – понуро сказала Алена. – Я же говорю, Алеша, мне еще учиться и учиться, а ты… «Сколько можно пилить свою скрипку»…
– Извини, – пробормотал Аспирин.
– Добрый вечер, – сказала соседка Ирина. Судя по всему, она только что вернулась с улицы: на ней был теплый спортивный костюм и тапочки. В углу прихожей стояли грязные мокрые кроссовки.
– Извините, – начал Аспирин. – Это уже стало доброй традицией… вернее, глупой традицией, но Алене нужен анальгин, а у меня опять нет.
Ирина вздохнула. Хотела сказать, наверное, как это безответственно: воспитывать ребенка и не иметь в аптечке элементарных средств. Не сказала, спасибо ей, просто прошла на кухню и через минуту вернулась с аптечной упаковкой.
– Спасибо, – горячо поблагодарил Аспирин. – Я верну, честное слово. И у себя заведу. Просто так получилось неожиданно…
– А что с Аленой?
– Голову разбили.
– Как?!
Аспирин замялся.
– Ну, знаете… дети, бывает. Мы уже были у врача, сотрясения нет, так что…
– Алена очень своеобразный ребенок, – пробормотала Ирина.
– Вы тоже заметили?
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.
– Как у вас вообще? – неловко спросил Аспирин. – Как… жизнь?
– Да так. Обыкновенно. Работаю.
– Бегаете? – Аспирин кивнул на кроссовки.
– Да, – отстраненно сказала Ирина. – Надо, понимаете, держать форму. Бегаю. Ну, вы идите к Алене, надо же дать ей лекарство.
– Иду, – Аспирин отступил за дверь. – Спасибо. Вы, это… звоните, если что?
– Если
– Да так, – повторил Аспирин. – Звоните.
Алена сматывала струны. Две уже лежали в пакетике, третья извивалась в Алениных пальцах. Четвертая, на опустевшей скрипке, ждала своей очереди.
– На, – он протянул таблетку и стакан воды.
Алена выпила.
– Как она там? – спросила, сворачивая струну в кольцо.
– Ирина? Бегает.
– Это плохо.
– Это хорошо, – неуверенно возразил Аспирин. – Здоровье, форма…
– В десять часов вечера? В темноте, под дождем?
– А ты откуда знаешь, что в темноте и под дождем? – у Аспирина больше не было сил удивляться.