На этот раз дама рассердилась всерьез.
– Вот как, – сказала она, – вы-то меня знаете, но я не знаю вас. Не кажется ли вам, что у вас передо мной слишком большое преимущество? А, вы думаете, достаточно войти под любым предлогом к любой принцессе, так как вы здесь у госпожи де Монпансье, сударь, и сказать: мне удалась моя хитрость и я ухожу? Сударь, так благородные люди не поступают.
– Мне кажется, сударыня, – сказал Эрнотон, – что вы очень жестоко судите о том, что могло быть самое большее любовной хитростью, если бы это не было, как я вам уже докладывал, делом высокой важности и чистой правдой. Я не буду отвечать на ваши жестокие слова, сударыня, и совершенно забуду все то, что я должен был вам сказать пылкого и нежного, раз вы так дурно расположены ко мне. Но я не выйду под тяжестью суровых обвинений, которые вы меня заставили выслушать. У меня действительно есть письмо господина де Майена, адресованное к госпоже де Монпансье, и вот это письмо, оно написано его рукой, как вы можете убедиться по адресу.
Эрнотон протянул даме письмо, однако не выпуская его из рук.
Незнакомка бросила на него взгляд и воскликнула:
– Это его почерк! И кровь!
Ничего не отвечая, Эрнотон снова положил письмо в карман, еще раз поклонился со своей обычной вежливостью и, бледный, смертельно страдающий, повернулся к выходу из гостиной.
На этот раз за ним побежали и схватили за плащ, как Иосифа.
– В чем дело, сударыня? – сказал он.
– Ради бога, сударь, простите! – воскликнула дама. – Простите! Неужели с герцогом случилось несчастье?
– Прощаю я или нет, сударыня, – сказал Эрнотон, – это безразлично, что же касается письма, ведь вы же просите у меня прощения только для того, чтобы его прочесть, но его читать будет одна госпожа де Монпансье.
– А… несчастный безумец, – воскликнула герцогиня с гневом, полным величия, – разве ты меня не узнаешь или, вернее, разве ты не догадался, что перед тобой принцесса, неужели ты считаешь, что пред тобой сверкают глаза служанки? Я герцогиня де Монпансье; отдай мне письмо!
– Вы – герцогиня! – воскликнул Эрнотон, отступая в ужасе.
– Конечно. Довольно, давай; разве ты не видишь, что я хочу поскорее узнать, что пишет мой брат?
Но вместо того чтобы повиноваться, как ожидала герцогиня, молодой человек, придя в себя от удивления, скрестил руки.
– Как я могу верить вашим словам, – сказал он, – если вы мне уже дважды солгали?
Глаза, которые герцогиня призвала на помощь своим словам, бросили две испепеляющие молнии; но Эрнотон храбро выдержал их пламень.
– Вы еще сомневаетесь! Вам еще нужны доказательства, недостаточно моего утверждения! – повелительно воскликнула женщина, разрывая красивыми ногтями свои кружевные манжеты.
– Да, сударыня, – холодно ответил Эрнотон.
Незнакомка бросилась к звонку и чуть его не разбила, так резок был нанесенный ею удар.
Пронзительный звон раздался по всем комнатам, и раньше, чем он затих, появился слуга.
– Что угодно, сударыня? – спросил лакей.
Незнакомка гневно топнула ногой.
– Мейнвиль, – сказала она, – где Мейнвиль? Разве его здесь нет?
– Он тут, сударыня!
– Ну так пусть он придет!
Лакей бросился из комнаты. Через минуту торопливо вошел Мейнвиль.
– К вашим услугам, сударыня, – сказал Мейнвиль.
– Сударыня? С каких пор меня называют просто «сударыня», господин де Мейнвиль? – спросила герцогиня раздраженно.
– Я к услугам вашей светлости, – повторил Мейнвиль, совершенно ошалев от изумления.
– Прекрасно! – сказал Эрнотон. – Передо мной дворянин, и, если он мне солгал, клянусь небом, я, по крайней мере, буду знать, кто мне за это ответит.
– Вы верите наконец? – сказала герцогиня.
– Да, сударыня, я верю, и в качестве доказательства вот письмо.
И молодой человек с поклоном вручил г-же де Монпансье письмо, о котором шел такой долгий спор.
Глава 10
Письмо господина де Майена
Герцогиня схватила письмо, распечатала и жадно прочла, не пытаясь скрывать свои переживания, скользившие по ее лицу, как облака по грозовому небу.
Когда она кончила, она протянула взволнованному, как и она, Мейнвилю письмо, привезенное Эрнотоном. Оно гласило:
«Сестра, я хотел сам сделать то, что может сделать капитан или учитель фехтования; я за это наказан.
Я получил хороший удар шпагой от известного вам типа, с которым у меня давние счеты. Самое плохое это то, что он убил пятерых из моих людей, в числе которых Буларон и Денуаз, то есть двое из числа самых лучших; после этого он бежал.
Нужно сказать, что этой победе очень помог податель этого письма, очаровательный молодой человек, как вы сами можете судить; я вам его очень рекомендую, он – сама скрытность.
Я думаю, моя дорогая сестра, что его заслугой в ваших глазах явится то, что он помешал победителю отрезать мне голову, хотя победитель этого очень хотел, так как сорвал с меня маску, когда я был без памяти, и узнал меня.
Я прошу вас, сестра, узнать имя и профессию этого скрытного молодого человека: он внушает подозрения, хотя и очень занимает меня. На все мои предложения он только отвечал, что господин, которому он служит, дает ему возможность ни в чем не нуждаться.
Я ничего не могу вам больше сказать о нем, так как я уже сказал все, что мне известно; он говорит, что меня не знает. Проверьте это.
Я очень страдаю, но думаю, что жизнь моя вне опасности. Побыстрее пришлите мне моего врача; я, как лошадь, лежу на соломе. Податель письма сообщит вам где.
Прочитав письмо, герцогиня и Мейнвиль с удивлением переглянулись.
Герцогиня первая нарушила молчание, которое могло быть дурно истолковано Эрнотоном.
– Кому, – спросила герцогиня, – мы обязаны услугой, которую вы нам оказали, сударь?
– Человеку, который всякий раз, когда может, приходит на помощь слабому против сильного, сударыня.
– Расскажите нам подробности, сударь! – потребовала г-жа де Монпансье.
Эрнотон рассказал все, что он знал, и указал местопребывание герцога. Г-жа де Монпансье и Мейнвиль слушали его с весьма понятным интересом.
Потом, когда он кончил, герцогиня спросила:
– Могу я надеяться, сударь, что вы продолжите так хорошо начатую службу и станете приверженцем нашего дома?
Эти слова, произнесенные тем очаровательным тоном, каким герцогиня умела говорить при случае, были полны весьма лестного смысла после признания, которое Эрнотон сделал придворной даме герцогини;