И Фульмен указала пальцем на старое жилище Дамы в черной перчатке.

— Там живет она, — сказала молодая женщина. Арман вздрогнул.

— Вы взберетесь на крышу, — продолжала Фульмен, — и пройдете до следующего дома. Вероятно, вы увидите окно и в нем свет. Это окно ее спальной. Остальное предоставляю вашему усмотрению… а пока прощайте!

Фульмен подала руку Арману.

— До свидания, — продолжала она, — по крайней мере, будем надеяться, что граф Арлев не убьет вас.

— Будем надеяться, вы правы.

И Арман гордо улыбнулся и поцеловал прекрасную ручку, которую ему протянула Фульмен.

— Я жду вас завтра, — прибавила она, — старайтесь победить, о, Дон Жуан!..

Взрыв смеха сопровождал эти слова; Фульмен захлопнула дверцу кареты и приказала лакею:

— В отель!

Арман послал ей рукою последний привет, и в то время, когда карета уезжала, храбро направился по темному коридору маленького дома, казавшегося нежилым.

Почти тотчас входная дверь захлопнулась за ним.

Коридор был, однако, пуст. Арман не встретил на лестнице ни души; он быстро поднялся по ней, держась за засаленную веревку, заменявшую собою перила.

Благополучно добравшись благодаря свече до третьего этажа, молодой человек отыскал коридор, о котором ему говорила Фульмен. В коридоре были три двери, и на одной из них жирными буквами было написано черными чернилами № 10.

Он всунул ключ в замочную скважину, отпер дверь и, войдя в комнату и не удостоив даже взглянуть на скудную обстановку отсутствовавшего студента, прямо направился к окну и открыл его.

В эту минуту сердце Армана билось так сильно, что готово было разорваться.

Волнение Армана было вполне естественно, если принять в соображение страстную любовь, которую он питал к Даме в черной перчатке, любовь, которую не только не уменьшили препятствия, а, напротив, усилили, равно как и непроницаемая тайна, окружавшая ее.

Он колебался с минуту, прежде чем перескочить через подоконник и спрыгнуть на крышу.

Крыша была много ниже окна. Однако на противоположном конце ее блестела яркая точка, указывавшая ему таинственное окно; ночь была темная, а густой туман не позволял Арману хорошенько соразмерить расстояние скачка, который он Должен был сделать, чтобы достигнуть крыши и добраться до окна соседнего дома. Минута колебания, охватившего его, во время которой он хотел победить свое волнение, позволила Арману одним взглядом при свете свечи окинуть место, где он находился.

Комната была небольшая, оклеенная желтыми с белыми полосками обоями, над кроватью и окнами висели белые с красной каймой занавески сомнительной чистоты, мебель состояла из кресла, обитого утрехтским бархатом, и четырех соломенных стульев; на камине стояли часы с алебастровыми колонками и корзина с цветами. Полевее на камине виднелась глиняная банка с курительным табаком, а правее хозяин комнаты вздумал поставить череп.

Кресло было пододвинуто к столу, заваленному медицинскими книгами, хирургическими инструментами и всевозможными трубками.

Фульмен не солгала: Арман действительно находился в комнате у студента медицины.

Молодой человек, быстро осмотревшись, хотел уже было перескочить через подоконник и оттуда прыгнуть на крышу, как вдруг заметил против камина, за занавесью алькова, портрет, написанный масляными красками. Он висел настолько далеко от Армана, что он не мог разобрать черт лица, хотя его удивила одна странность: ему показалось, что одна рука у лица, изображенного на портрете, в черной перчатке.

Он вздрогнул и подбежал к камину; он хотел было поднести свечу к портрету, чтобы рассмотреть его, но, входя в комнату студента, забыл закрыть дверь, находившуюся против отворенного окна, и от образовавшегося сквозняка свеча погасла в тот момент, когда Арман, удивленный совпадением странного соседства жилища Дамы в черной перчатке с портретом женщины на стене, одна рука которой была также в черной перчатке, подошел к камину, чтобы рассмотреть портрет. Арман очутился в темноте, и ему нечем было зажечь свечу.

«Я попросту схожу с ума, — решил он. — Как она могла дать свой портрет? Неужели он любит ее?».

От этого подозрения волосы Армана стали дыбом и несколько капель холодного пота выступили на висках. И в то же время это предположение положило конец его колебаниям. Он встал на подоконник и спрыгнул на крышу, повисев с минуту на руках. Крыша была покатая, крутая.

Арман понял, что ему необходимо употребить все свое хладнокровие и ловкость, чтобы не поскользнуться и не разбиться о мостовую двора. Физическая опасность вернула ему хладнокровие: он храбро пустился в путь, держа кинжал в одной руке и балансируя другой. Так достиг он без приключений до окна, в котором заметил свет. Окно это было на несколько футов выше крыши, и Арман должен был, чтобы добраться до карниза, взобраться по кирпичной трубе, по которой вскарабкался, как по стволу дерева, до подоконника; он ухватился за него, зажав предварительно кинжал между зубами.

Окно было занавешено, но через неплотно задернутые занавески Арман мог видеть внутреннее расположение комнаты.

Сначала он увидал маленькую комнатку, уставленную старинной мебелью с темно-зеленой обивкой, а на камине бюст из белого мрамора, закрытый черным покрывалом.

Это была та самая комната, куда два дня назад баварка ввела майора Арлева, пришедшего навестить таинственную незнакомку.

Сердце молодого человека снова застучало, когда он заметил женщину, сидевшую спиною к нему в большом кресле у камина и державшую в руке книгу. Это была… это должна была быть она…

Волнение Армана было так сильно, что он чуть не разжал рук и не выпустил карниза, что грозило ему падением с крыши во двор. Но инстинкт самосохранения одержал верх. Однако он не решился вскочить на подоконник. Во-первых, он боялся произвести шум и тем напугать Даму в черной перчатке. Во-вторых, он не был уверен, что это она, и тогда…

Последняя мысль заставила Армана остаться в прежнем неловком положении до тех пор, пока какое- нибудь движение сидевшей перед камином женщины позволит ему увидеть ее лицо. Это короткое ожидание дало ему время поразмыслить, насколько, однако, может размышлять человек, влюбленный и доведенный до отчаяния.

У Армана было, впрочем, достаточно здравого смысла, чтобы дать себе отчет в положении, в котором он находился, и тотчас принять решение.

Фульмен указала ему способ добраться до Дамы в черной перчатке и посоветовала ему разбить оконное стекло и силою проникнуть к любимой женщине… Но Фульмен не предусмотрела опасности, грозившей Арману в случае, если бы ему пришлось иметь дело с исправительной полицией, подвергающей наказанию каждого гражданина за взлом и насильственное вторжение в чужое жилище, даже в том случае, если им руководила при этом любовь. И Арман сказал себе:

«Если я разобью стекло, она примет меня за вора и позовет на помощь… Но если я так не могу пробраться к ней, то как же мне быть? К тому же, — добавил он мысленно, — она из тех женщин, которые не прощают нахальства».

В эту минуту женщина, сидевшая у камина, встала и подошла к столу взять лежавший там нож из слоновой кости, чтобы разрезать листки книги, которую она держала в руке. Арман почувствовал, как кровь остановилась в его жилах, в глазах потемнело и он задрожал… Это была она!

Это действительно была Дама в черной перчатке, женщина, которую он видел в Апеннинах, потом встречал во Флоренции, Неаполе, Милане, в Петербурге, в Париже и которая постоянно ускользала от него.

— О, на этот раз, — прошептал он, почувствовав прилив необычайной храбрости, при помощи которой он надеялся преодолеть все препятствия, — она должна выслушать меня!

И Арман выпрямился во весь рост на подоконнике. Как ни легок был прыжок, он тем не менее произвел шум, так что Дама в черной перчатке поспешно встала и направилась прямо к окну, точно она была