Фульмен расхохоталась и продолжала:

— Но если вы постоянно будете прерывать меня, то ничего не узнаете.

— Это правда. Я слушаю вас.

— Я уже говорила вам, что люблю вас и рассчитываю, не знаю только через сколько времени, добиться взаимности.

Арман отрицательно покачал головою.

— Сердце мое отдано на всю жизнь, — сказал он.

— Однако, — продолжала Фульмен, не обращая внимания на то, что молодой человек постоянно перебивает ее, — я не обыкновенная женщина и вместо того, чтобы уничтожить мою соперницу, мешать ей, вырвать ее образ из ваших мыслей, словом, пустить в ход избитую тактику, я хочу служить в одно и то же время и ей, и вам.

— Странная тактика, — сказал, улыбаясь, Арман.

— Изобретенная лично мною. Я устраню все препятствия между вами и ею и заставлю ее полюбить вас.

Арман вскрикнул от радости и тотчас устыдился, что обнаружил ее в присутствии женщины, которая только что призналась ему в своей любви.

— Извините меня, — пробормотал он.

— Прощаю вам тем охотнее, друг мой, что я ожидала этого восклицания.

— Но если я буду с нею… то разве вы не потеряете… — сказал Арман.

— Последнюю надежду, хотите вы сказать? Арман утвердительно кивнул головою.

— Нет, — сказала Фульмен. — Женщина побежденная может считать, что ее уже наполовину разлюбили. Я хочу воспользоваться своею соперницей и вашим счастьем.

— Вы необыкновенная женщина, — пробормотал Арман, уже предавшийся мечтам при последних словах Фульмен.

— Пусть! Слушайте, однако, дальше.

— Говорите.

В это время карета с площади Людовика XV свернула на мост Согласия и покатила по левому берегу Сены.

— Знаете вы, куда мы едем? — спросила Фульмен.

— Нет, я спрашивал уже вас об этом, но не получил ответа.

— Ну, так мы едем… или, вернее, вы едете к ней… Арман вздрогнул, и Фульмен заметила, что он побледнел.

— Вы сказали мне вчера, что она в Париже?

— Да.

— Итак, со вчерашнего дня я навела некоторые справки относительно того, что я хотела узнать через неделю; как видите, я скоро делаю дело…

И Фульмен самодовольно улыбнулась.

— Господи! Что же вы узнали? — вскричал Арман.

— Во-первых, я узнала, где живет ваша незнакомка.

— Вы это узнали?

— Знаю вдобавок еще очень многое, о чем говорить вам пока совершенно бесполезно.

— Почему?

— Потому, что у нас нет времени. Приезжайте завтра ко мне обедать, и я расскажу вам все подробно.

— Итак, вы везете меня к ней?

— Вернее, я дам вам возможность явиться к ней.

Быстро мчавшаяся карета скоро очутилась в Ситэ и повернула за угол площади Мобер. Фульмен, по- видимому, погрузилась в мечты, а Арман, охваченный волнением при мысли, что наконец-то увидит «ее», не нарушал молчания; Но едва карета въехала на улицу Лагарп, как молодая женщина подняла голову и сказала Арману:

— В нашем распоряжении всего несколько минут, и я должна дать вам кое-какие наставления.

— А! — протянул Арман, очнувшись от забытья.

— Дама в черной перчатке, — продолжала Фульмен, — как кажется, русская. Старик, всюду сопровождающий ее, — майор, служивший на русской службе, граф Арлев. Оба приехали в Париж две недели назад и живут на площади Эстрапад; отцом или мужем приходится ей старик, никто не знает. Им прислуживает единственная служанка, женщина лет сорока или пятидесяти, немка; она одевается, как баварские крестьянки.

— Дальше? — спросил Арман, не отрывавший глаз от губ Фульмен.

— Майор выходит каждое утро и возвращается всегда поздно вечером. Если бы он застал вас у ног своей воспитанницы, дочери или жены, то убил бы вас. Вот потому-то я и посоветовала вам захватить с собою кинжал.

Арман презрительно улыбнулся.

— О, я знаю, что вы храбры! — вскричала Фульмен, — и так как, по-моему, это не достоинство, но вещь вполне естественная, то я и не хвалю вас за это. Но позвольте мне пополнить мои сведения.

— Я слушаю вас.

— Очень вероятно, что вы будете принуждены разбить стекло и вышибить окно, предварительно забравшись на трубу.

— Хорошо, затем?

— Ничто подобное вас не пугает, не правда ли?

— Нисколько.

— Ну, — прошептала Фульмен, улыбаясь, — я вижу, что вы действительно такой человек, о котором я мечтала, и когда Дама в черной перчатке разлюбит вас…

— Подождите, дайте ей сначала полюбить меня…

— Это уже недалеко.

— Правда? Вы думаете?

— Я в этом убеждена.

Когда Фульмен произнесла это самым убедительным тоном, карета остановилась на площади Эстрапад у ворот старого дома, куда мы видели два дня назад входящим старика, который, как известно, был не кто иной, как майор Арлев, но в нескольких шагах оттуда, у подъезда бедного, жалкого, темного и закоптелого четырехэтажного здания с маленькой калиткой и темными коридорами, настоящего обиталища Латинского квартала, предназначенного, без сомнения, для жилья бедных студентов, для жильцов, платящих за пансион пятьдесят франков в месяц.

Было только восемь часов вечера, а между тем ни в одном из окон не было видно света; дом казался необитаемым.

— Выходите, — сказала Фульмен Арману, — и постучите в эту дверь.

Арман вышел и постучал. Тогда молодая женщина вынула из муфты каких-то два предмета и подала ему в открытую дверцу кареты. Одним из предметов была тонкая витая свеча, а другим оказался ключ.

— Зажгите свечу, — приказала Фульмен.

В это время дверь открылась, хотя никто не показался на пороге.

Арман поднес витую свечу к каретному фонарю и зажег ее, потом заслонил рукою пламя, колебавшееся от ночного ветра.

— Вы пойдете, — продолжала наставлять его руководительница, — по коридору и в конце его увидите лестницу; по ней вы подыметесь на третий этаж до маленького коридора со множеством дверей, вы отыщете дверь, на которой стоит номер десятый.

— А затем?

— Вы откроете дверь вот этим ключом и очутитесь в комнате студента.

— Комната будет пуста?

— Да, хозяин ее уехал на два дня. Потом вы откроете окно… Оно выходит на крышу, примыкающую к соседнему дому.