Пока она говорила, Ник смотрел на нее с растущим спокойствием и уверенностью. Она подсознательно напомнила ему о его власти над ней. Это его успокаивало.

То, что он мог сделать с ней, больше не пугало ее.

И когда ярость начала уходить из его шрамов и его глаза стали спокойнее, она захлопнула ловушку.

– Но если ты сделаешь что-либо их этих вещей – если ты заставишь меня сделать аборт или заставишь меня родить ребенка на Малом Танатосе – я расскажу всякому, кому ты попытаешься продать меня, что ты ведешь какие-то грязные дела с ПОДК.

Его неподвижность подсказала ей, что она ударила его по больному месту.

– Тогда, – продолжала она, – все, что я знаю, не будет стоить и капли дерьма. В космосе нет таких дураков, чтобы думать, что люди типа Мин Доннер или Хаши Лебволя будут просто сидеть сложа руки, пока ты торгуешь их секретами. В ту минуту, когда ты пригласил их участвовать в аукционе, ты предупредил их в какой они находятся опасности, и все, что я знаю, станет бесполезным.

Она еще больше подалась вперед, словно умоляла, а не угрожала; он подался назад, словно был ошеломлен. И она не теряя времени принялась объяснять:

– Каждый код, каждый путь, каждый слуховой пост будет изменен. Каждый агент и корабль будет предупрежден. Не имеет значения, что именно было в твоем сообщении. Сомнения будет вполне достаточно. Это – то, чего ты не сможешь отобрать у меня – разве что уничтожишь мой разум, и тогда у меня не останется никаких секретов.

Мне нужно будет лишь сообщить тому, кто купит меня, что ты послал сообщение на слуховой пост ПОДК, и тогда на те деньги, что ты за меня получишь за меня, тебе не купить и нового коврика для ванны.

Она поймала его; она поймала его. Она была так уверена в этом, что едва не пела от восторга.

И как только она поймала его, он вывернулся.

Ник Саккорсо был человеком, привыкшим находить выход из безнадежных ситуаций – человеком, который всегда находил способ остаться в живых. Но он не просто привык выкручиваться: а нечто намного большее. Согласно его репутации он был пиратом, который никогда не проигрывал. Недавно Микка Васацк успокоила команду одним лишь окриком: Вы КОГДА-НИБУДЬ видели, чтобы Ник проигрывал?

Не проиграл он и сейчас.

Он пропустил через себя то худшее, что могла сделать Морн; ему это не понравилось. Когда она закончила, он сидел неподвижно и смотрел на нее, и казалось, будто он не может дышать; словно она ударила его так сильно, что весь воздух вышел из легких.

Но свет борьбы снова мелькнул в его глазах. Зубы сверкнули в злобной улыбке.

Внезапно он рассмеялся – резкий звук, походивший на насилие.

Замершая от внезапной тревоги Морн смотрела на него, не в силах пошевелиться.

– Ты думаешь, что загнала меня в угол, не так ли? – заскрежетал он зубами. – Ты думаешь, что не оставила мне выбора? Я могу позволить тебе сохранить ребенка – я могу не приземляться на Малый Танатос. Но ты будешь продолжать заниматься со мной любовью. Мой корабль, может быть, не будет починен, но я получу весь этот блядский секс, сколько смогу выдержать. Или заставлю тебя сделать аборт. В таком случае ты совершишь диверсию настолько крупную, что я продам душу Биллю лишь за продукты, а мой корабль все равно не будет починен.

– Я не представляю, почему я не могу обмануть тебя, наобещав с три короба?

Сейчас Морн с трудом сдерживала дыхание.

– Может быть, потому что не хочу женщины, которая считает, что может обвести меня вокруг пальца.

– А может быть, – продолжал он, не скрывая дикой радости, – потому что у меня есть условия, которые ты не приняла в расчет.

На мгновение у нее голова пошла кругом; но потом все стало на место. Она не пыталась гадать, что он имеет в виду. Вместо этого она спросила:

– К примеру, какие?

Резко, словно собираясь атаковать ее, он подался вперед на своем кресле, подвигая лицо поближе к ней, передразнивая ее позу. Шрамы придали его улыбке сходство с гримасой.

– Запрещенный космос в этом секторе космоса имеет свой пост, – сказал он тоном, едким, как кислота. – Ты знаешь это. Ты заметила это, когда «догадывалась», куда мы направляемся. Но мы можем попасть туда, с трудом. Если изменим курс в самое ближайшее время.

– Ты знаешь, сколько они платят за живые человеческие жизни? Я могу продать тебя там, неважно, насколько неактуальна твоя информация, и получить достаточно денег, чтобы избавиться от этого чертова вируса. Пока я буду там, я могу продать какое-нибудь ничтожество вроде Альбы Пармут и получить гораздо больше, чем требуется для починки прыжкового двигателя.

Это угроза была хуже, чем что-либо, что она могла предположить, что она могла представить. Продать ее? В запрещенный космос? Для чего ему это? Она не могла сказать: она просто не знала его достаточно, чтобы предполагать, до чего он может дойти. Подавив панику она попыталась возразить ему.

– Как только ты начнешь продавать свою команду, они раз и навсегда перестанут верить тебе. Даже нелегалы вроде тебя должны как-то доверять экипажу. Они могут взбунтоваться. Ты не сможешь быть начеку двадцать четыре часа в сутки. В самом крайнем случае они начнут распространять слухи. Они уничтожат твою репутацию. Ты перестанешь быть Ником Саккорсо, который никогда не проигрывает. Ты будешь Ником Саккорсо, который продает своих людей в запрещенный космос.

– Этого не случится, – сказал он резко, словно полоснул ножом, – если я продам