И тем не менее, – заметил директор обращаясь к Ангусу, – Милош указал на важный момент. Если бы я был на твоем месте, я бы не слишком рассчитывал на его рефлексы в сложных ситуациях. Его инстинкты не были, – глаз Диоса блеснул, – отполированы так, как твои.

Он говорил уверено и спокойно – и его совершенно не возмущала паника Милоша, светящаяся в глазах – и Ангус не мог удержаться и не бросить ему вызов.

Он хрипло сказал:

– Вы, вероятно, думаете, что я благодарен за то, что вы сажаете меня в корабль с трусом и предателем, рефлексов которого хватит лишь на то, чтобы заткнуть меня в любой момент, когда он запаникует. Если бы я хотел избавиться от себя, я выбрал бы именно такой способ.

Впервые за все время заговорила Мин Доннер:

– Ангус, никто в этой комнате не совершит подобной ошибки – попытаться поверить, будто ты будешь за что-то благодарен.

Ангус проигнорировал ее.

– Но ведь это глупо, не так ли? Вы раскидали статические мины. Вы хотите заставить меня быть настолько быстрым, чтобы взорвать эту кучу дерьма, чтобы я не мог подумать о том, что действительно происходит.

– А что, – спросил спокойно Диос, – по-твоему «действительно происходит»?

– Вы мне и скажите. Мы оба здесь несколько месяцев. Сейчас вы вдруг заторопились. Что заставляет ваши трахнутые «потребности» быть такими «срочными», мать их за ногу?

В полутьме рот Диоса дернулся; возможно, он смеялся.

– Знания есть у тебя. Все, что тебе нужно знать, находится в твоем информационном ядре. В свое время тебе будет дан доступ к ним. Тем не менее, – он посмотрел через стол на Доннер и затем возвратился взглядом к Ангусу. – Я упоминал о том, что здесь играют роль люди, которых ты знаешь. Ник Саккорсо и «Каприз капитана» должны появиться у Биллингейта – в любой момент.

Тихо, словно детали не имели особого значения он добавил:

– С ним Морн Хайланд. Мы не знаем, где они были, но анализ векторов их передач позволяет предположить, что они приближаются к Малому Танатосу со стороны Станции Возможного.

Морн.

– Они провели какое-то время в запрещенном космосе.

Ангус поежился на своем стуле. Его не волновал запрещенный космос. Его волновала Морн Хайланд. Она была единственным живым существом, которое могло выдать его последнюю тайну; уничтожить его последнюю надежду.

Он был жив, потому что заключил с ней сделку. Сдержала ли она слово? Будет ли она придерживаться условий и дальше?

– Мин, – продолжал директор, – что говорилось в последнем сообщении Ника?

– Оно было коротким, – ответила Мин, словно подавляя в себе внезапное желание огрызнуться. – В нем говорится: «Я спас ее для вас, черт бы вас побрал. Сейчас вытаскивайте меня отсюда. Если вы этого не сделаете, я не смогу спасти ее от амнионцев».

Для Ангуса величайшей опасностью было не то, что Морн могла попасть к амнионцам. А может быть, то, что он был запрограммирован на ее спасение, чтобы доставить ее назад в ПОДК – и она не сдержит свое обещание.

И тем не менее при мысли, что он увидит ее снова, сердце у него забилось сильнее.

За своим ником, Тавернье выглядел так словно в любую минуту его вырвет.

– Боюсь, – заметил Диос, – Нику Саккорсо не слишком можно доверять. Но он не может совершенно игнорировать возможность того, что младший лейтенант ПОДК может попасть в лапы Амниона.

Не изменив ни позы, ни голоса он обратился к директору ДП:

– Отведите Милоша на «Трубу». Убедитесь, что он помнит инструкции. Напомните ему о последствиях их нарушения. Не бойтесь ему наскучить – небольшое повторение не принесет вреда.

– Я хочу несколько минут поговорить с Ангусом. Я отправлю его, когда закончу.

Взгляд Мин помрачнел.

– Вы думаете, это безопасно?

– А вы думаете, что нет? – задал вопрос Диос.

Она мгновенно поднялась. Ее лицо в полумраке казалось непроницаемым и твердым.

– Пошли, Милош.

Руки Тавернье сильно дрожали, когда он вынимал ник изо рта, бросал его на пол и вставал. Он шел перед Мин так, словно она сопровождала его на казнь.

Они были уже у дверей, когда Уорден тихо сказал:

– Не стоит обижаться, Мин. Даже я могу обойтись время от времени без защиты. Если я не могу рискнуть, судя по своим расчетам то на что я годен?

– Я задаю себе этот же вопрос, – ответила она грубым голосом, – почти каждый день. – И когда они с Милошем вышли, директор улыбнулся ей вслед.

Улыбка не придала ему радостный вид. Она сделала его похожим на человека, выносящего приговор. Блеск глаза выдавал, что он ненавидел это; презирал со страстью слишком сильной, чтобы можно было