еще более сильную головную боль. Чтобы отвлечься, Морн принялась работать над корабельным бортовым журналом связи.
Это исследование было более сложным. Ей приходилось изучать журнал так, чтобы Скорц или Микка не поймали ее за этим занятием. А ее обязанности требовали постоянного внимания. Второй пилот хотел, чтобы она протестировала несколько гипотез, чтобы узнать, какой эффект окажет данная скорость на корпус «Каприза капитана». Некоторые теоретики утверждали, что как только физический объект достигает скорости света, он начинает терять свою массу, и теряет ее до тех пор, пока не превращается в свет. Если «Каприз капитана» начал разрушаться, Микка хотела об этом знать. А программа Морн постоянно останавливалась, требуя дополнительных параметров. Лишь за час она смогла извлечь из компьютера связи информацию, в которой нуждалась.
И она получила ее.
Ник послал всего одно сообщение с тех пор, как остался в тарде.
Оно не было послано на Малый Танатос. Вместо этого он дал сигнал на ближайший слуховой пост ПОДК.
Это было требование помощи.
Ник сообщал свое положение, направление и скорость и утверждал – без дальнейших объяснений – что его преследуют боевые корабли Амниона. Он напомнил ПОДК, что они не могут позволить себе, чтобы он был захвачен в плен. Он требовал, чтобы они срочно выслали крейсер в запрещенный космос и спасли его.
Без вариантов, пробормотала Морн, прочитав сообщение. Если ты думаешь, что стоишь этого, то лучше подумай еще раз. ПОДК, может быть, и хотят скрыть от человечества лекарство, повышающее иммунитет к мутагенам Амниона; но по этой причине никто в штаб-квартире ПОДК не будет рисковать и помогать Нику. Любой корабль ПОДК, посланный к ним, будет угрозой, а не помощью.
И после этого она не успокоилась. Сделки Ника с штаб-квартирой ПОДК не означали, что они заключили мир между собой и не позволяли ей поговорить с Дэвисом. А она не могла представить, как ей добраться до Дэвиса самостоятельно. Вахта подошла к концу, а она не нашла ответа на самый важный для нее вопрос.
Когда Микка дала знак людям Лиете принять вахту, появился Ник и проводил Морн до ее каюты.
Лихорадочный блеск его глаз и напряженная улыбка подсказали ей, каковы его намерения; ей не было нужды понимать тот оскал направленный на нее, или то, как особенно он похлопывал по карману своего скафандра. Без предупреждения ее глаза снова наполнились слезами, и последняя энергия, казалось, вытекла из ее мускулов. Только шизо-имплантат позволял ей вытерпеть прикосновения Ника; а сейчас пульт управления будет использован против нее.
– Я надеюсь, что она стоит того, – пробормотал Скорц – не Нику, но так, чтобы Ник это слышал.
– Никогда нельзя быть уверенным, – ответил Ник несколько резко.
Всего на мгновение в Морн вскипел старый гнев. Она не могла улыбнуться Нику, или делать вид, что довольна, поэтому продолжала придерживаться их соглашения и сделала неприличный жест в сторону Скорца.
Карстер и Рансум нервно рассмеялись, когда она покидала мостик.
Как только они с Ником вышли за пределы мостика, он перестал улыбаться.
Он сжал ее руку, словно думал, что она собирается вырываться. Но так как она не могла этого сделать, она пыталась убедить себя, что сможет выдержать то, что он собирается проделать с ней; что ради сына она сможет быть в такой же власти у Ника, как она была у Ангуса. Но она знала, что лжет самой себе.
Когда они достигли ее каюты, он прохрипел:
– А вот сейчас начнется самое веселье, – и втолкнул ее в дверь.
Каким-то образом ей удалось повернуться и взглянуть ему в лицо.
Может быть, он хотел, чтобы она умоляла его. Упала на колени и просила. Это, вероятно, было то, в чем он нуждался.
Если это было так, то он не получил того, чего хотел. Без управления своим шизо-имплантатом она не могла ничего сделать для себя; но она могла отказаться унижаться.
Его рука задрожала. Шрамы стали изжелта-белые, вся страсть испарилась из него.
Морн смотрела на него, ожидая, когда он взорвется; ожидая, когда ее мучения, как на борту «Смертельной красотки», начнутся снова.
Внезапно он сказал:
– Я рассказывал тебе о женщине, оставившей мне эти шрамы.
Голос дрожал, так же как и рука.
Она ждала не мигая; стараясь едва дышать.
– То, что ты сделала – гораздо хуже.
Она смотрела на его печальный взгляд. Может быть, она должна была что-то сказать, но ей ничего не приходило в голову. Ее отказ просить был всем, что у нее оставалось.
Его рука дрожа сажалась сильнее, пока ей не показалось, что черная коробочка в любой момент треснет. Но он не прикоснулся ни к одной из кнопок. Его кожа натянулась, столь же бледная, как и шрамы. Его губы походили на края старой раны.
– Дела обстоят так, – выдохнул он, продолжая дрожать, – что сейчас ты в моих руках, и я не хочу тебя. Я не хотел тебя никогда. Я хотел, чтобы
Пока она смотрела на него, отвергая его, он положил пульт управления обратно в карман.
