– Или, – сказала она Нику, – ты можешь изменить историю.

– Как? – Его лицо оставалось твердым; но поспешность выдала его заинтересованность.

– Ты можешь принять меня, – ответила она без колебаний, – вернуть на вахты. Ты можешь улыбаться и вести себя, словно герой. Ты даже можешь вести себя так, словно трахал мозги всем присутствующим все это время.

Он готов был прорычать ответ; но Морн опередила его.

– Ты можешь дать своим людям возможность думать, что мы совершили это вместе – что мы планировали забрать Дэвиса и «Каприз капитана» из Амниона, не подрывая твоего авторитета, и без того, чтобы нас уничтожили. А как ты мог проделать это в противном случае? Тебе нечего было продать им, кроме моего сына, чтобы получить компоненты для прыжкового двигателя. Но если ты продашь его, ты не можешь получить его назад, не нарушая условия сделки. Твоя единственная надежда была устроить представление – использовать меня против Амниона.

– Сначала они не поверят в это. Но затем начнут задумываться. Я подтвержу, что будет нужно. И наконец они поверят этому. Пока ты будешь обращаться со мной, словно мы проделали это вместе. И не будешь мучить Дэвиса. Тебе нет нужды притворяться, что ты любишь его – или хочешь его на борту. Он не твой сын. Так что оставь его в покое. Подумай несколько минут о такой истории, – настаивала она, напирая словно твердый лед. – Есть ли кто-нибудь в космосе человечества, кто когда-нибудь пытался устроить представление такого рода с Амнионом?

Насколько она была убеждена, все сказки, которые рассказывали о Нике, были сказками. Так почему эта должна отличаться?

Внезапно он отпустил ее и оттолкнул от себя. Ее ноги подкосились; она упала спиной на койку. Став над ней, он дышал так тяжело, что, казалось, содрогался. Лица было беспощадным.

– Я убью тебя за это.

Она не отвела взгляда.

– Я знаю.

– Но я выберу лучшее время. Разве что ты откажешься подтвердить все, что здесь наговорила. Тогда у меня не будет никаких причин ждать. – Он снова набрал в легкие побольше воздуха и выпустил его. – Скажи, как восстановить мои коды.

Морн продолжала смотреть на него.

– Я хочу увидеться с Дэвисом. Он нуждается во мне.

– Без вариантов, – мгновенно загремел Ник. – Он – единственное, чем я могу контролировать тебя. Я этому не верю. – Он похлопал себя по карману. – Это может оказаться и обманкой, а еще с полдюжины спрятано по всему кораблю.

Она покачала головой. Ее не волновало, что он думал о ее черной коробочке; она внезапно почувствовала страх за сына.

– Ник, послушай, – сказала она так твердо, как могла. – Он в одиночестве сойдет с ума. Может быть, он уже сошел с ума. У него мой разум – он думает, что он – это я. – Второй раз она умоляла. – По меньшей мере позволь мне поговорить с ним.

– Нет, – хрипло ответил Ник. – Ты лгала мне. Ты лгала мне с первого мгновения, когда я увидел тебя с капитаном, мать его, Фермопилом. А я верил тебе. Я думал, ты действительно искренне… А ты всего лишь использовала меня. Как и все остальные. – Он стал таким же холодным, как она – и таким же недоступным. – Скажи, как мне восстановить мои коды.

В надежде и отчаянии она сообщила ему.

Он кивнул, сознавая эффективность ее хода. Затем повернулся к двери.

Когда дверь открылась, Ник посмотрел на Морн, словно в последний раз.

В его глазах было прощание. Тем не менее, его тон был грубым и угрожающим.

– Ты вернешься назад на вахту Микки. Но когда ты не будешь на вахте, я хочу чтобы ты была здесь. Я собираюсь держать тебя подальше от всего, чем ты можешь напакостить. Как только у меня выдастся время… – он показал на карман и оскалил зубы, – мы выясним как тебе понравится оставаться на этой стороне этой штуки.

Он ушел. Дверь закрылась.

Пытаясь преодолеть головную боль, Морн спустила ноги с койки и попыталась удержаться и не завыть при мысли о судьбе сына.

Через полчаса чирикнул интерком, приглашая вахту Микки Васацк на мостик.

Через мгновение контрольная панель в каюте Морн зажглась зеленым светом. Ник открыл дверь.

Она поспешила выйти в коридор, пока он не передумал.

Нужно было пойти в лазарет. Боль в ее голове утихала слишком медленно; каждый удар сердца словно ножом протыкал Морн, словно у нее было мозговая гематома. Временами она с беспокойством замечала, что у нее в глазах двоится; и усилие сфокусировать взгляд вызывало у нее холодный пот и дрожь вместе со старой знакомой тошнотой. От усталости пальцы Морн дрожали. Может быть, одна из затылочных костей треснула. А может быть, позвоночник – или мозг – кровоточили. Если в ее мозгу, или вдоль позвоночника гематома, это могло окончиться параличом.

Тем не менее, она отправилась не в лазарет, а на мостик.

Она торопилась положить руки на клавиатуру компьютера.

Без поддержки шизо-имплантата Морн была слишком слаба и чувствовала себя полной развалиной,