У нее были проблемы.

Невыносимо болела голова. Морн не могла производить достаточно слюны, чтобы рот и губы работали. Ее пальцы потеряли чувствительность и точность, отказываясь попадать по клавишам. Под давлением взгляд терял фокусировку; и когда это происходило, желудок тошнотворно подтягивался. Одних ее обязанностей было слишком много для нее – а ей еще нужно было решать другие проблемы.

Она нуждалась во сне; нуждалась в шизо-имплантате. Все сложности, которые она преодолела на борту «Каприза капитана», были преодолены с помощью искусственно обретенной силы и сосредоточения внимания. Но сейчас этих преимуществ у Морн не было; ей нужно было расплачиваться за пользование ими.

Привыкание. Ограниченность. И знание, что без черной коробочки ей никогда не спасти ни себя, ни своего сына.

Иногда зрение полностью отказывало, потому что Морн получала слишком сильный удар. Иногда потому, что она плакала. Панель перед ней расплывалась, а экраны заволакивались туманом.

Если бы она позволила кому-нибудь увидеть, как она плачет, Ник назвал бы это предательством. Но она не могла определить, видел ли кто-нибудь ее состояние.

Ей нужно стараться.

Она должна пытаться. Эта необходимость диктовала свое; это холодное твердое ядро заставляло ее действовать. Дэвис был еще более беспомощен, чем она. Если она не найдет какую-нибудь возможность добраться до него, это будет равно его гибели.

Нужно пытаться.

Сначала усилия были выше ее сил. Тестов и информации, которые пропускала Микка, было вполне достаточно, чтобы заполнить ее без остатка; но вдобавок ей нужно было произвести анализ, который требовался Нику. У нее не оставалось времени заниматься чем-нибудь другим; невозможно отвлечься; не оставалось сил на другое.

Но затем неожиданно, словно вынырнув из подпространства, возле ее поста появился Щенок с чашкой кофе и сэндвичами.

– Вектор сказал, – пробормотал мальчишка, – что у вас не было времени перекусить. Он послал это вам. – Волнение мешало ему говорить. Когда она не пошевелилась, чтобы принять предложенное Вектором, он добавил смущенно:

– Он спросил Микку. Та сказала, что можно.

– Дьявол, – пробормотал Скорц, – если бы я знал, что мне могут приносить еду, лишь только я начну угрожать взорвать судно, я сделал бы это давным-давно.

Рансум нервно хихикнула.

Морн взяла кофе и еду. Закрыв лицо волосами, она сказала:

– Спасибо, – и принялась ждать, чтобы Щенок ушел.

Когда он ушел, она поела, выпила кофе, почувствовал себя чуточку лучше. Жизнь чуть-чуть вернулась в ее пальцы.

Через несколько минут она начала решать свои личные проблемы.

Она запустила тесты и информацию, в которой нуждалась Микка, на одном из больших мониторов и продолжала двигаться, делая вид, что занята. На другом дисплее она запустила сравнительную программу, пытающуюся найти аналоги на дисках «Каприза капитана» и выяснить, что случилось с подпространством.

Но свой консольный монитор Морн использовала, для поиска, не имеющего ничего общего с ее обязанностями.

Сначала самые простые проблемы. Без особого труда она установила, где находится Дэвис.

Камерой служила одна из пассажирских кают. Фактически, она находилась через две двери от каюты Морн. Но это не делало его более доступным; его действия могли записывать на монитор, а Ник наверняка позаботится, чтобы она не смогла ускользнуть из своей каюты. Но простое знание, где ее сын, принесло некоторое облегчение. И обстоятельства могли быть намного хуже; Ник мог бы решить обезопасить себя, закрыв Дэвиса в одном из отсеков, которые на «Капризе капитана» использовались для одной из двух шлюпок. В каюте Дэвис по крайней мере мог двигаться, содержать себя в чистоте; устроиться с некоторыми удобствами.

Но она до сих пор не знала, как попасть к нему. Сама попытка думать об этой проблеме вызывала у нее