Здесь отсутствовали океаны и моря как таковые, но имелась система крупных водоёмов, перетекавших с места на место в определённые моменты под действием приливных сил солнца и остальных планет, расположенных очень близко. Глинистые лощины бороздили поверхность, опоясывая планету в разных направлениях, как марсианские каналы. По ним устремлялись потоки воды, омывая раздробленную на причудливые псевдоконтиненты сушу. Сильная жара вызывала соответствующее испарение, поэтому часто случались короткие, но мощные ливни.

Продолжительность суток составляла привычные двадцать четыре часа с равной длительностью дня и ночи. Ночью почти всегда на небе виднелись то одна, то другая, а то и обе вместе остальные планеты системы, дававшие много отражённого света. Когда эти планеты выстраивались при движении в ряд с солнцем, начинались периоды перетекания воды. Как эти небесные тела пока не разорвало приливными силами, было не понятно, но, возможно, подобная трагедия ждала не за горами: рано или поздно системы, искусственно поддерживающие баланс мира, дадут сбой.

Ось вращения была перпендикулярна плоскости орбиты, форма которой такова, что смены времён года не происходило. Существовала некоторая зональность по широте, впрочем, очень незначительная.

Мир местных растений «оживляли» уже знакомые Лису дедае – деревья дающие еду, встреченные им впервые в парке Дворца, а затем и в Проклятом лесу, а также огромные росянки, которые, по словам Инглемаза, щупальцами могли подтащить к своим листьям-желудкам зверя размером с пуму. Помимо экзотики, существовало много вполне привычных растений, вроде пальм, дубов, сосен и так далее.

Животный мир не был столь многообразен, как, скажем, на Земле. Кроме того, последний раз Инглемаз что-то делал здесь в плане формирования фауны более двух тысяч лет тому назад. Естественно, какие-то виды могли за это время исчезнуть, поскольку сбалансированные биоценозы отсутствовали. Другие же, наоборот, могли патологически расплодиться, что тоже, в конце концов, могло привести к их вымиранию при исчезновении требуемого корма.

Здесь присутствовало много животных, взятых из исходного мира Творцов, а потом и с Земли: буйволы, антилопы, рыси, шакалы и тому подобные, включая мелких вроде сусликов, хомяков, зайцев и белок. Из крупных хищников могли остаться тигры и львы, но Инглемаз думал, что, возможно, их и не осталось, поскольку завезли их в своё время не много.

Из экзотических видов, полученных искусственным путём, имелись медведи-гризли с удлинёнными лапами, клыками и длинным, как у хамелеона языком, которым они могли хватать добычу наподобие щупальца, удавы-сороконожки, ядовитые грифы, метавшие псевдоперья с острыми ядовитыми концами. Очень опасным животным являлось подобие слона. Размером зверь был даже больше земного африканского слона и питался исключительно кровью, всасывая её через хобот, заканчивавшийся костяной иглой. Он обладал двумя парами сильных щупальцев, росших у основания хобота, а также выпускными когтями на ногах. Щупальца служили для хватания и удерживания жертвы в процессе питания. На планете вводились также ядовитые кентавры с головой кобры и некоторая иная живность.

Но, пожалуй, самыми опасными являлись летающие каракатицы. Как описал созданных лично им тварей Инглемаз, эти головоногие никогда не опускались на поверхность, жили исключительно в воздухе, а летали за счёт наполненных водородом мешков, для получения которого у них имелся соответствующий орган, производящий электролиз воды. Энергию для процесса твари черпали светочувствительной шкурой, работающей как солнечная батарея. Движение в воздухе осуществлялось толчками мощного плоско расположенного как у дельфина заднего плавника и отдачи реактивной струи кислородо-водяной смеси, выбрасываемой каракатицами с огромной силой через отверстие, представлявшее собой подобие сопла ракеты.

Когда Инглемаз рассказывал о каракатицах, Лису почудилось нечто знакомое: он никак не мог отделаться от мысли, что уже слышал о чём-то подобном. Как только Творец дошёл до описания способа передвижения, Лис вспомнил: о подобных тварях красочно повествовалось в любимой им в детстве книжке «Робинзоны космоса».

– Слушай, – воскликнул он, – а ты случайно не был знаком с мсье Франсисом Карсаком?

– Кто это такой? – удивился Инглемаз. – Впервые слышу.

Лис объяснил. Инглемаз совершенно искренне наморщил лоб и сообщил, что он не помнит, чтобы рассказывал кому-то о своих проектах за последнюю тысячу лет, тем более, с такими подробностями. Это было не принципиально сейчас, но Лису оставалось лишь подивиться степени совпадения идеи Творца и французского писателя-фантаста. Хотя, ведь каждый писатель – по-своему творец собственного мира, собственной вселенной, и Лис даже невольно испытал гордость за силу разума отдельных представителей населения Земли, способных создавать в пространствах воображения то, что отдельные представители расы, называвшей себя Творцами, создавали на практике.

К немалому удовлетворению Лиса, который терпеть не мог мелких жалящих насекомых и змей, здесь таковых не существовало, но и перечисленного выше набора хватило бы, чтобы человек без оружия испытал огромные сложности с выживанием.

Если задуматься, то легко можно было бы вообразить мир с более экстремальными условиями. Но Лис уже пришёл к выводу, что Инглемаз и не добивался скорой гибели Монры и Терпа: если бы он этого хотел, куда проще было бы пристрелить их на месте. Инглемазу, безусловно, доставляло радость знать, что какое- то время они просуществуют без всякой, в конечном итоге, надежды на спасение.

Точки перехода на данном псевдоконтиненте отсутствовали, но через один ряд глинистых лощин на восток отсюда, в конце следующего ровного участка суши находился Дворец Инглемаза. Он выглядел как громадная сверкающая пирамида, но, само собой, непосвящённый не мог попасть внутрь.

Здесь, возможно, обитали, люди – давным-давно Инглемаз перебросил сюда некоторые племена австралийских аборигенов и африканских пигмеев. Правда, выжили они или нет, бывший местный «владыка» не знал.

– Когда-то я собирался серьёзно заняться этой планетой, – усмехаясь каким-то воспоминаниям, заметил Инглемаз, – но потом, побывав несколько раз на Земле, понял, насколько там интереснее. Там, правда, уже был свой хозяин, другой Творец, что создавало проблему, но, естественно, добавляло пикантности в поиске решения.

– Похоже, ты сам себе создавал проблемы, – насмешливо сказал Лис. – Тебе представилась возможность работать со Сварогом, что же ты начал копать под него?

– Тебе, никогда не имевшему собственного мира в прямом понимании этого слова, подобного не понять! – высокопарно ответил Инглемаз.

– Ну, да, всё-таки вспомнил, что я – презренный ванвир! – съязвил Лис, кладя в рот несколько «виноградин».

– Даже не в этом дело, ты просто не понимаешь! – почти с сожалением покачал головой Инглемаз. – Ни один Творец не сможет ни с кем уживаться. Ты думаешь, Сварог просто так взял меня помогать себе? Чёрта с два, его вынудили обстоятельства! Почему, например, он рассказал мне так много о происходившем у него в резиденции? Да потому что, когда отпала бы необходимость в моей помощи, он бы меня ликвидировал! Ты думаешь, Сварог тебе отплатит благодарностью за содействие? Ошибаешься: уберёт, если ты отсюда выберешься.

– Вот как? – Лис поднял брови. – Тогда почему Сварог не пришил тебя сразу, узнав, что ты ставишь собственные эксперименты над земной цивилизацией?

Инлемаз сидел, привалившись к дереву и, глядя вверх, лениво кидал в рот по одной ягоде.

– Ты даже этого не понимаешь, – почти с грустью сказал Инглемаз. – Сварог, как и любой Творец, тешится страданием других. Просто убить меня было бы неинтересно, а вот заставить скитаться по Земле как обычного человечка – настоящее удовольствие! Я даже ему завидую, что он получил такую возможность!

– Тебя ему вряд ли превзойти: до того, чтобы поместить твою душонку, например, в тело бомжа, он не додумался! – Лис намекал на угрозу Инглемаза «переписать» разум Монры в привокзальную «синявку».

– Ещё бы! – совершенно искренне кивнул Инглемаз. – Просто я лучше понимаю психологию различных личностей. Субъективное страдание, особенно для Творца, в этом случае было бы очень велико, а вторая производная – твоё страдание, и того больше. На тебя нужно же было как-то воздействовать! К сожалению, я недооценил степень отчаяния Сварога, и не думал, что он решится настолько тесно работать с тобой. Значит, я практически загнал его в угол, – констатировал Инглемаз.