Слава Пьецух — редактор в «Дружбе народов», все сдвиги видны! Снова снится Пицунда, похожая на Макондо. Снова снится Пицунда накануне войны. Сердце бьется, оно одиноко — а что ты хотела? На проспекте Маркеса нет выхода в этом году. И мужчина и женщина — два беззащитные тела Улетели в Пицунду, чтоб выйти в Охотном ряду… Дважды была я на Пицунде: в августе 68-го и в августе 92-го.
* * * На верхней полочке уже Не хочется тесниться. Но сколько говорят душе, Любовь, твои ресницы… Когда разучишь мой язык, Ты, ласковый отличник, Забудешь то, к чему привык, И станешь сам — язычник, Тогда смогу вздремнуть часок И вспомню про хворобу. Вот только выну волосок, Опять прилипший к нёбу. * * * Ты меня попрекаешь везучестью… Иногда мне ужасно везет! Вот и сделался чуть ли не участью Небольшой путевой эпизод. То рассеянно смотришь, то пристально И сидим, к голове голова… Наклонись ко мне — вот и истина. Остальное — чужие слова. Мои дни не похожи на праздники. Мои ночи свирепо-скупы. И пускай уж чужая напраслина Не найдет между нами тропы. Эти встречи от случая к случаю, Разлитые по телу лучи… Ради Бога, скажи, что я — лучшая. Ради Бога, скажи, не молчи. Таковы церемонии чайные, Не в Японии, так на Руси. Положение чрезвычайное. Если можешь — то просто спаси. Вот гитара на гвоздик повешена. Не туда, а сюда посмотри. Поцелуй меня — буду утешена Года на два. А то и на три. * * * Ну, люблю я смазливых блондинов! Что ты будешь делать со мною? И любви этой гордое знамя Так и реет над жизнью моей. Но блондины об этом не знают. Да откуда бы им догадаться? И я вынуждена объясняться, Приручая их по одному. А блондины любят блондинок, В крайнем случае — светлых шатенок. Получают мучное на завтрак И молочное — на обед. Так живут, постепенно вянут, Угасают мои любимцы, Даже соли на вкус не зная, Даже перца не разобрав. А такие как я — стремятся Протянуть им всегда руку дружбы, Приготовить мясное блюдо И зажечь интимное бра.