1Я хотела бы, знаешь ли,Подарить тебе шарф.Было время, цепочку на шею дарила.А шарф — нечто вроде зелья из тайных трав,Зелья, которого я никогда не варила.Длинный, легкий,Каких-то неслыханных нежных тонов,Мною купленный где-то в проулках бездонного ГУМа…Не проникая в тебя, не колебля твоих никаких основ —Он улегся бы у тебя на плечах, как пума.Он обнимет тебя за шею,Как я тебя не обнимала,Он прильнет к твоему подбородку —Тебе бы так это пошло!А я — уже не сумею.А раньше я не понимала,Что — никаких цепочек,А только тепло, тепло…2И еще — очень долго казалось,Что нет никого меня меньше.И все свои юные годыЯ жила, свою щуплость кляня.Нет, правда, вот и моя мама,И большинство прочих женщин —Были гораздо больше,Гораздо больше меня.И теперь я, наверное, вздрогну,Когда детское чье-то запястье,Обтянутое перчаткой,В троллейбусе разгляжу.Эта женщина — много тоньше.Эта женщина много моложе.И потом — она еще едет,А я уже выхожу.3Будешь ей теперь пальчики все целовать.Выцеловывать ушко, едва продвигаясь к виску.Будешь курточку ей подавать,Помогать зимовать…И по белому снегу за нею,И по черному, с блесткой, песку…А со мною все кончено — и хорошо, хорошо, хорошо.И никто никого, я клянусь тебе, так и не бросил.Дождь прошел, снег прошел, год прошел, — да, прошел!Ей теперь говори: «Твой пушкинский профиль, твой пушкинский профиль…»* * *Туда меня фантомы привели,Где нет, не ищет женщина мужчину…Привиделись озябшие Фили,Где я ловлю попутную машину,Чтоб через четверть, может быть, часа,Московское припомнив сумасбродство,Внутри себя услышать голосаФилевского ночного пароходства.Туда ведут нечеткие следы,Где люди спят и к сказочкам не чутки.Где я у самой глины, у воды,Приткнувшись лбом к стеклу какой-то будки,Звонила, под собой не чуя ног,Но знала — выход будет нелетальный.Подумаешь, всего один звонокОт женщины какой-то нелегальной…