голову. Он поклонялся ей, словно богине. Руки Мэриан неловко скользили по его телу в застенчивой ласке. Она краснела, выглядела потрясенной, казалась неуверенной и ошеломленной и… заставляла Гриффита чувствовать себя повелителем Вселенной. Он обращался с Мэриан словно с нетронутой девственницей, которой только предстоит стать женщиной, и она вела себя так, как в первую ночь… до того момента, когда он начал входить в нее.
– Ты такая тесная, – пробормотал Гриффит. – Такая тугая.
По какой-то причине это беспокоило его, но все сознательные мысли были вытеснены нарастающим наслаждением. По спине Гриффита пробегала дрожь, и он едва сдерживал себя, пытаясь продлить ошеломительное блаженство: целовал Мэриан, припадал губами к обольстительным грудям и гладил единственное местечко, которого до сих пор не касался, приберегая эту тайную, чувственную ласку напоследок, чтобы подарить ей ослепительный экстаз.
И Мэриан испытала этот экстаз.
Тихо, гортанно простонав, она тяжело задышала, начала извиваться в сладостных судорогах, едва не сбросив его, и глубоко скрытые мышцы втянули его внутрь. И все было так, как он представлял себе, если не считать одного: Гриффит мог поклясться, что лишил ее девственности.
Мэриан снова застонала, но на этот раз этот прерывистый звук стоном боли, не страсти, и Гриффит немного отстранился, чтобы взглянуть на нее.
Плотно сжатые губы, текущие по щекам слезы, зажмуренные глаза – все говорило об ужасной правде.
Она была девственницей.
Святые угодники, она была девственницей!
Глава 8
Мэриан пыталась заглушить вопль, но было слишком поздно. Что она наделала?! Пресвятая Мария, что она наделала?!
Неужели он понял?
Смогла ли она скрыть?
Открыв глаза, Мэриан уставилась на Гриффита.
Он смотрел на нее… и был вне себя от бешенства. И взгляд его не был дружелюбным, он обжигал. Вот именно – обжигал. И тут… Гриффит улыбнулся во весь рот и прошептал:
– Я сделал тебе больно, милая, но в первый раз это неизбежно. А теперь… теперь я подарю тебе наслаждение.
Когда они успокоились, постель была разорена. Подушки куда-то исчезли, простыни – сняты и скомканы, одеяла валялись на полу. Если в комнате и было холодно, она этого не заметила, поскольку его местью за обман было, как Гриффит и обещал, наслаждение, ничем не замутненное наслаждение.
Больше, чем Мэриан могла вынести.
И, словно разбитый витраж, осколки которого уже больше не образуют картину, она не могла собрать себя в единое целое и лишь лихорадочно пыталась придумать правдоподобное объяснение всему, что случилось… или не случилось раньше. Но Гриффит не дал ей времени поразмыслить, подумать, решить. Он наклонился над ней, гладя нежное горло, пока Мэриан не открыла глаза, и насмешливо шепнул:
– Столько лет езды верхом, по-мужски… и все зря.
Он нашел удовлетворение. Мэриан не была слишком опытной, но это понимала. Его полустон-полукрик первобытного наслаждения был неотделим от того ослепительно прекрасного… пережитого только сейчас, минуту назад. Однако его взгляд по-прежнему пылал страстью, возбуждая в ней ответный жар, и когда Мэриан потянулась за одеялом, чтобы прикрыть наготу, Гриффит остановил ее.
– Что ты имеешь в виду? – дрогнувшим голосом спросила она. Он снова улыбнулся улыбкой сытого хищника.
– Езда по-мужски не смогла уничтожить твою девственность.
Мэриан нервно дернулась.
– Я знаю, – многозначительно подчеркнул Гриффит. Мэриан снова попыталась схватить покрывало. И снова он не дал.
– Мне холодно, – пожаловалась она.
– Я накрою тебя.
Но Гриффит не имел в виду одеяло. Он подмял ее под себя, и оказалось, что его тело горит таким же огнем, как и глаза. Мэриан пыталась подавить панику, готовая пожинать плоды собственной глупости, но не плоды страсти.
– Расскажи еще раз, откуда у тебя появился Лайонел, – велел Гриффит.
Приложив руку ко рту, Мэриан чувствовала, как безмолвно шевелятся губы.
– Я никогда не говорила тебе ничего важного, – выдавила она наконец.
Ее уклончивость еще больше рассердила Гриффита, и он вдавил ее глубже в перину.
– Ты не задумалась лечь со мной в постель и слиться в единое целое. Так где же правда? Отвечай!
– Это не моя тайна, и я не имею права открывать ее. Я отдалась тебе. Не проси о большем.
– Но ты не отдала мне себя. Подарила лишь свое тело, и, как оно ни прекрасно, все же этого недостаточно. – Прижав пальцы к ее вискам, Гриффит прошептал в розовую раковинку ушка: – Я хочу то, что внутри. Хочу проникнуть в твой ум, в душу леди Мэриан Уэнтхейвен.
– Но не можешь. Ты скоро уедешь, а я останусь здесь… – Но, видя, что Гриффит отрицательно потряс головой, Мэриан спросила: – Разве это неправда??
– Я останусь рядом, как приказано моим повелителем, добрым королем Генрихом.
Потные ладони скользили, но Мэриан ухитрилась оттолкнуть его, и Гриффит послушно сел. Он был бесстыдно, впечатляюще обнажен: бугристые мышцы и легкую поросль волос то тут, то там рассекали шрамы, старые и новые. Он наблюдал за ней прищуренными глазами и, когда Мэриан потянулась за одеялом, на этот раз не возражал. Но ее стремление прикрыться было совсем незначительным по сравнению с желанием понять его. Недоверчиво- ошеломленным шепотом, боясь узнать страшную правду, она спросила:
– Что ты хочешь сказать? Что это значит?
– В посланном мне письме он приказал остаться и наблюдать за тобой.
Лучше бы он ударил ее. Мэриан спокойнее перенесла бы боль, чем предательство, это доказательство ее глупости, эту пародию на любовь.
– Ты явился, чтобы шпионить за мной?
– Я приехал передать золото от жены Генриха ее бывшей фрейлине, а потом остался, чтобы защитить ее и ее сына.
– Шпионить за мной? – глухо повторила Мэриан. Щеки, воспламененные болью измены, саднили так, что к ним невозможно было притронуться. – Отец тоже велит своим соглядатаям не спускать с меня глаз.
– Охранять тебя…
– Называй это как хочешь – суть одинакова. – Глаза затуманились внезапным потоком слез. – Я плюю на защиту и покровительство людей, подобных тебе! Плюю…
Гриффит прикрыл ее рот как раз вовремя, чтобы Мэриан не успела исполнить свою угрозу, но его ярость была не менее ощутимой, чем ее.
– Не доводи меня, малышка. Ты лгала мне с первой встречи, и это праведное негодование вряд ли может сравниться с этим кровавым свидетельством на простынях. Ты не та, за кого себя выдаешь.
Мэриан с силой оттолкнула его руку.
– Именно та.
– Нет, Лайонела родила другая женщина.
– Я его мать, – подчеркнула Мэриан. Гриффит откинул густые спутанные пряди с ее лба.
– Последнее непорочное зачатие произошло больше тысячи лет назад, и, говорю тебе, этот ребенок – не плод тела твоего.
В комнате становилось все холоднее, и к Мэриан постепенно возвращалась ясность разума, а вместе с ней и сознание опасности, грозившей Лайонелу. Она позволила себе поддаться на приманку доброты, тепла, нежного прикосновения и глубокого ласкового голоса. Отдалась человеку, которого считала достойным доверия, и только сейчас поняла, как обманулась.
– Ты сам не знаешь, что говоришь.
– Можно напомнить тебе, что я единственный человек, который как раз знает, о чем говорит, причем совершенно точно.
Мэриан схватила его за руку и стискивала до тех пор, пока не захрустели кости и сухожилия.
– Если попробуешь сказать что-то обо мне… Гриффит поспешно вырвал руки и взял ее ладони в свои.
– Я сказал, что стану защищать тебя, и говорить об этом лишний раз означает сослужить тебе, и особенно Лайонелу, плохую службу. Но ты должна верить: я сделаю для вас все на свете.
Это тупое упрямство заставило Мэриан нетерпеливо вскрикнуть:
– Верить в тебя? В тебя! Не желаю твоей защиты! Не приму помощи ни от одного из лакеев Генриха!
– Даже если от этого будет зависеть безопасность Лайонела?
Мэриан сидела, словно окаменев, со слегка приоткрытым ртом, и Гриффит наклонился вперед, чтобы обжечь ее губы поцелуем. Первый порыв ярости прошел, и его место заняла сладостная нежность.
– Тебе понадобится помощь, милая, хочешь ты это признать нет. Твой отец строит опасные планы.
– Что ты имеешь в виду? – встревожилась Мэриан.
– Неужели тебя никогда не удивляло количество наемников, которым платит твой отец?
– Уэнтхейвен никогда не проявлял интереса… ко мне.
– Нет, не к… тебе, – так же издевательски раздельно повтор Гриффит. – Но как, по-твоему, королевское дитя находится в такой же безопасности?
Тоскливый, полный ужаса взгляд подсказал Гриффиту больше, чем она намеревалась. Правду. Правду, почти во всех деталях. Ту правду, которую и предполагал Гриффит.
Он прижал девушку к себе и лег, увлекая ее на постель, легко подавляя слабое сопротивление.
– Ах, милая! Останься со мной на всю ночь. Утром все покажется гораздо светлее. Поговорим утром, и ты поймешь, что я прав.
Встревоженный ее вялым смирением, отсутствием сопротивления, Гриффит уложил Мэриан поудобнее, подоткнул со всех сторон одеяла.
– Поговорим утром, – повторил он.
Страсть, сменившаяся гневом, омыла его искристой волной, оставив Гриффита освеженным и отдохнувшим. Он не помнил, когда так хорошо чувствовал себя. Нет, так прекрасно Гриффит себя никогда не чувствовал и не мог надивиться чуду и волшебству этой женщины. Его