Ложись. Я обнаружил, что можно всего добиться, не давая людям выбора.

– Особенно женщинам? – капризно осведомилась она.

– Особенно умникам и храбрецам, – поправил он и, прежде чем Мэриан успела что-то ответить, спросил: – Ты не смогла подержать малыша, может, обнимешь меня вместо него?

Озноб Мэриан слегка уменьшился, вместо этого она нервно заерзала, и его тело мгновенно сжалось. Она казалась напуганной, беззащитной, уязвимой. Каждую девушку предупреждали о позорных последствиях частых визитов в спальни мужчин. И Мэриан сама это обнаружила – доказательством тому служил Лайонел. Но она преодолела страхи и колебания… по крайней мере настолько, чтобы прийти к нему.

Только она сделала это, содрогаясь от ужаса и только что пережитого кошмара. Поэтому ему следует сдержать свои порывы и подарить дружбу и тепло, в которых она так нуждалась.

Обняв Мэриан за плечи, Гриффит пригнул ее голову к своему обнаженному плечу. Она сначала сопротивлялась, но, конечно, не смогла совладать с его силой и желанием.

– Отдохни немного, – пробормотал он.

Мэриан со вздохом расслабилась. Теплое дыхание согревало его кожу, рука пригладила взъерошенные волосы Гриффита.

– Я только хотела посмотреть на тебя, – шепнула она. Гриффит улыбнулся поверх ее макушки, радуясь, что она не может видеть выражение его лица, вызванное ее признанием.

– Все девушки хотят посмотреть на меня. Но лишь самым привилегированным разрешается коснуться.

Необычайно шутливое настроение Гриффита заставило Мэриан резко поднять голову, но он мягко толкнул ее назад и спросил:

– Слышишь, как бьется мое сердце?

– Да.

– Оно не пронзено кинжалом. И достаточно здоровое, чтобы…

Она поцеловала его. О, совсем легкое и невинное прикосновение губ к коже в середине груди. К тому месту, где билось сердце.

Но этот поцелуй заставил лопнуть еще один повод, удерживавший шальную лошадь, которая ехала на… на которой он ехал.

Она снова положила голову на плечо, и Гриффит понял, что не может вздохнуть, не может набрать достаточно воздуха в грудь. Мэриан слышит сейчас предательский грохот сердца, но, кажется, ему было все равно. Полыхающее пламя огненно-красных волос неудержимо притягивало его, и Гриффит поднял руку. Коснувшись ее лба, он медленно провел ладонью вниз, и кончики пальцев почти против воли ощутили нежность и теплоту, скользнули по спине до самого конца длинной косы. Потом он опять поднял руку и начал все сначала.

– Милая, я говорил, какие прекрасные у тебя волосы?

– Нет.

Слово прозвучало едва слышно, но ее дыхание грело его сосок, и Гриффит закрыл глаза от наслаждения.

– Они очень длинные, когда расплетены?

– Доходят до самой… э-э…

Его рука погладила упругие ягодицы, осторожно потянула за ленту, которой была связана коса.

– Так я и думал.

– Я могу сидеть на них, когда они распущены. Они могли быть даже длиннее, но…

Он стянул с плеч шерстяную шаль, начал осторожно растирать спину через тонкую ткань платья, и Мэриан мгновенно замолчала, словно смутившись.

– Ну? – ободряюще спросил он.

– Когда я была ребенком, ненавидела этот цвет. Все меня дразнили, поэтому когда мне в руки попали ножницы…

– Ты слишком порывиста.

Он сам удивился, откуда взялась дерзость подсмеиваться над ней сейчас, когда они лежали, обнявшись, на постели по его же собственному повелению и он старательно расплетал ее волосы.

– Возможно, когда была совсем маленькой. К тому времени, когда мне исполнилось пять, я уже прекрасно знала свои обязанности и могла сдерживать собственные безумные порывы. Отец позаботился об этом.

Гриффиту хотелось спросить, как же в таком случае она очутилась в постели какого-то неизвестного мужчины, но боялся спугнуть Мэриан, рассердить и понял, что не желает жертвовать этим теплом, этим разговором о пустяках, которые так много значили для него. Может, это полутьма, уединение, новизна обстановки… но они разговаривали. Разговаривали ни о чем. Не рычали друг на друга, не перебрасывались колкостями, не перебранивались… просто обменивались репликами, и это почему-то нравилось.

– Твой отец?

– Да, до того как отвезти меня к Элизабет, он взял на себя труд разъяснить мне мои обязанности и вдолбил, в чем заключается мой долг.

– Лично?

– Конечно. – Мэриан хмыкнула. – Но отнюдь не руководствуясь благородными мотивами, заверяю тебя. Просто хотел укрепить положение семьи, получить новые привилегии. Дом Йорков, казалось, будет править вечно. Я должна была стать незаменимой для Элизабет, оставаться неизменно ей верной. И я была предана до конца.

– Ради семьи?

– Ради Элизабет. Она любила меня больше, чем родную сестру.

– А твой отец совсем тебя не любит.

– Любит… насколько способен любить. А может, и совсем не любит.

Пропустив пальцы через ее волосы, словно зубья расчески, он удивленно сказал:

– Но ты совсем не страдаешь из-за его холодности.

– Нельзя страдать по тому, чего ты никогда не имела, – пожала плечами Мэриан.

Вспоминая неизменную нежность матери и отца, их родительское тепло, Гриффит покачал головой, но тут же понял, что девушка говорит правду. Она не страдала.

– Если бы отец питал ко мне хоть каплю привязанности, он не отослал бы меня от дома так далеко и так рано, и я не смогла бы помочь Элизабет. – Мэриан покачала головой. – Скорее уж ее можно назвать порывистой. Она на все готова ради любви.

Пальцы Гриффита с силой сжали ее плечо.

– А на что готова ты ради любви?

Он хотел знать, отдала ли Мэриан девственность, чтобы помочь Элизабет. Но почему в голосе звучит такая откровенная мольба?

Мэриан уже согрелась, Гриффит знал это. Пальцы ног касались нагретого камня, впитывая тепло. Но мелкая дрожь вновь охватила тело, и Мэриан приподнялась на локте, чтобы взглянуть в его лицо.

– На что готова я ради любви?

Она, казалось, впитывала его желания, словно покорная послушница, и жестами и взорами отвечала на невысказанные вопросы. Он же страстно хотел ее любви, хотел получить все, что Мэриан отдавала другому, все и больше, гораздо больше.

– Не могу, – шепнула она.

– Я никогда бы не пытался заставить тебя… вынудить…

Но Гриффит искушал ее улыбкой, не давая себе времени задуматься над выражением собственного лица. Правда, Гриффит, отражавшийся в ее глазах, сиял всеми красками обожания и восхищения ее несравненной красотой.

– Это было бы настоящим несчастьем.

– Это было бы… – Гриффит рассмеялся тихо, гортанно, – великолепно.

Торжество распирало грудь Гриффита: девушка ответила на призыв. Распущенные волосы осенним водопадом хлынули на его грудь и плечи, когда Мэриан медленно наклонилась вперед.

Он уже познал вкус этих губ и сейчас смаковал его. Эти полуоткрытые розовые лепестки, персиковый оттенок щек, пряный запах кедра, гнездившийся в долго хранившемся в сундуке платье. Шорох шали, скользнувшей на пол, шелест развязываемых бантов, движения длинных стройных ног, сбивающих платье вниз, огненный треугольник волос в низу живота.

– Если это врата ада, – пробормотал Гриффит, – я умру от страха и сомнений.

Мэриан засмеялась тихо, хрипло, довольная и пораженная.

– Ты мне тоже по душе. Волосы на твоей груди и на всем… всем теле… черные как ночь. А на голове… темно-каштановые. Ты красишь их соком грецкого ореха?

Гриффит, слишком негодующий, чтобы припомнить их первую встречу, запротестовал:

–  Нет!

Но тут взрыв ее смеха напомнил ему все, и Гриффит наказал Мэриан поцелуем, начавшимся с ее губ и медленно, ласкающе скользившим вниз, до самых кончиков пальцев ног. Он не набрасывался на нее в чувственном безумии, лишь едва касался местечек, горевших от жажды его прикосновений… да, это и было наказанием, сладостным наказанием. Но Мэриан, казалось, не замечала, как он обманул ее. Тихие, заглушённые подушкой крики, стиснутое в кулаках одеяло, выгнутое, словно напряженный лук, тело – все доказывало невинность, которую так и не удалось уничтожить любовнику, и Гриффит преисполнился решимости сделать эту ночь – их первую ночь – лучшей в жизни.

– Ты не должен… – пролепетала она.

– Забывать о твоей спине? Ты права.

Перевернув Мэриан на живот, Гриффит проложил дорожку из поцелуев до самого затылка.

Мэриан понравилось это, что она и доказала силой своих объятий, когда он вновь повернул ее лицом к себе и вжал в перину всем весом, чтобы положить на нее тавро своего владения.

Лишь потом он запустил руки в волосы по обе стороны ее мечущейся на подушке головы и, удерживая на месте, пристально взглянул в эти бездонные глаза.

– Ты – моя.

Но, как и во всем остальном, она снова ошиблась в ответе.

– На сегодня.

Не этого ждал Гриффит. Он хотел научить ее той простой истине: пламя, зажженное ею в его душе, будет гореть всегда, – но заметил в ее лице первые признаки возвращения здравого смысла и не смог остановиться. Он потерял голову, сходил с ума от желания, отчаянного и сметающего все, словно океанская волна. Гриффит без всякого самомнения знал, что сможет возбудить в Мэриан такую же жажду, то же отчаяние не потому, что был самым искусным в мире любовником, нет, просто она – его половина и предназначена ему судьбой. И, хотя она уже лежала в его объятиях, он шепотом велел:

– Лежи смирно. Позволь, я покажу тебе… Все.

И поцелуем, исторгшим из ее горла тихий стон, Гриффит начал учить ее жгучему наслаждению и учил до тех пор, пока она не забыла обо всем и не потеряла разум и