— Так он, выходит, сидит в тюряге?

— Сидел. Я же, вроде, говорила, что он был связан с уголовниками. Его посадили за торговлю наркотиками в своей харчевне в Бенсонхерсте. — Она ловко вставила в ствол затвор и защелкнула его в нужном положении. — Он там готовил пиццу по-сицилийски лучше всех в городке. Но, к сожалению, не подсуетился, когда надо было вносить залог за освобождение.

— Ну и что из этого? Так вы пошли служить в правоохранительные органы, чтобы доказать, что не все итальянцы гангстеры?

— Да нет же. Вовсе не по идейным соображениям. — Она рассказывала, а пальцы ее ловко заталкивали пули в обойму. — Малый он был замечательный, любил пошутить, посмеяться. Ласковый с нами, детьми. Да вообще все ребята моего детства были такими же, как и он, хотя у большинства из них характер был довольно прескверный, они… не знаю, как и сказать… как бы раздваивались: играли с детьми, ласкали и обнимали их, а в следующую минуту брали пистолет и шли выколачивать из хозяина лавочки дань за покровительство.

— В Москве скорых на расправу рэкетиров теперь тоже полным-полно.

— Знаю. Многие мои подружки повыходили замуж за этих парней. Они сидели по домам, убирали, варили обед и рожали детей — из них вышли отличные хозяйки, и они до сих пор врут друг другу, рассказывая небылицы, откуда достают деньги.

— И вы, стало быть, решили пойти в полицию, чтобы держать в страхе таких раздваивающихся?

— В общем, да. И знаете, поначалу у меня получалось. А потом вышла замуж за славного, порядочного парня, который только и мечтал о маленьком домике в окрестностях, с женой, детьми и собакой. — Она вставила обойму в рукоятку, вложила пистолет в кобуру, а кобуру прикрепила к ремню. — И все мои стремления пошли прахом и крепко приложили меня по заднице.

Громкие гудки тепловоза помешали мне задать следующий вопрос. За гудками последовали удары колокола — поезд громыхал на переезде в окрестностях какого-то города. Мимо промелькнула чудная сонная станция с названием «ПОРТ-СЕНТ-ЛЮСИЯ».

— Флорида, — бодро оповестила Скотто. — Мы едем по Флориде, Катков. Тут живет моя тетушка Адель.

— Это супруга Анджело?

— Нет, жена другого дядюшки. Дяди Хэнка. Он был профессиональным игроком в гольф.

— Так, стало быть, у вас еще один дядя — профессионал в гольфе?

— Да, — раздраженно подтвердила она. — Не всем же быть гангстерами. Когда я была маленькой, он содержал поле для игры в гольф. Был в числе первых владельцев таких полей, шел впереди своего времени.

— И моего времени тоже. Люди стараются попасть маленьким мячиком в лунку с расстояния полкилометра. Я, к примеру, так не сумею.

— Да и я тоже. У этих игроков только и разговоров было насчет клюшек, неверных ударов или промахов и попаданий. Не разбираюсь я в этих чертовых терминах.

— Мне кажется, эту игру придумали для импотентов.

Скотто рассмеялась, а потом заметила:

— Этого я не знаю, зато знаю, где мы едем сейчас… Места эти мне знакомы. О, да это Майами!

— Майами?

— Подлинная столица Америки наличных денег. Отсюда они расползаются по всей денежной системе страны и сюда же стекаются. Отсюда наличку можно перевести по телеграфу в любую точку мира или же переслать сюда. Здесь обретаются свыше сотни иностранных банков с филиалами и отделениями по всей Южной Флориде. Некоторые функционируют законно, другие — подпольно, а третьи прикидываются ничего не знающими и не сведущими. В последнее время мы их здорово поприжали.

— Знаю, что вы не преминете поправить меня, если я ошибусь, но у меня сложилось такое впечатление, будто ваша банковская система поставлена в довольно жесткие рамки.

— Вот здесь вы попали точно в яблочко. На суммы до десяти тысяч закрывают глаза. А что свыше нее подлежит сообщению в управление внутренних доходов и налогов.

— Стало быть, там держат под контролем практически каждую операцию, а вам не нужно и голову ломать.

— Вот-вот. В самую точку.

— Но два миллиарда долларов? Их отмывать придется целую вечность, разве не так?

— Зависит от способов отмывания. В электронной стиральной машине их можно отмыть за пару секунд.

— То есть как это?

— А телеграфными переводами. Ежедневно туда-сюда через иностранные банки переводятся триллионы баксов. Триллионы, не миллиарды даже, усекли, Катков? И при этом каждый занюханный цент проходит через огромное компьютерное устройство в Манхэттене, которое называется УЦСМП.

— Это, как я понимаю, сокращение…

— Верно. Сокращенное название Учетного центра системы межбанковских платежей. У них там всяких электронных штучек-дрючек побольше, чем в ЦРУ и КГБ, вместе взятых: разные коды, шифры, периферийные системы, защитные системы и свыше сотни прямых телефонных линий связи с сотрудничающими банками. Из каждых шести долларов, находящихся в обороте в нашей экономике, по меньшей мере пять прокручиваются через этот центр, не говоря уже о восьмидесяти процентах всемирных платежей, а при регистрации их приходится платить всего восемнадцать центов за операцию.

— И наличку тоже переводят по телеграфу?

Скотто лишь снисходительно улыбнулась:

— Еще как и несмотря на сумму.

— Иначе говоря, в принципе, есть возможность перевести телеграфом все два миллиарда долларов в любую точку мира всего за восемнадцать центов?

— Только прежде всего нужно зарегистрировать перевод в системе межбанковских платежей.

— Значит, несмотря на все предусмотренные процедуры регистрации, как я понимаю, пока еще нельзя отличить грязные деньги от чистых?

— По одному только факту телеграфного перевода таких возможностей нет. Банкиры, они как-то определяют. К сожалению, те учреждения, которые на это способны, меньше всех в этом заинтересованы.

— Потому что они имеют от этого навар?

— Не только навар, но буквально жиреют и наживаются на этом деле. За перевод берут от семи до десяти процентов.

Мы проехали еще четыре часа, температура и влажность воздуха с каждым часом повышались, чаще встречались и станции: Палм-Бич, Бока-Ратон, Помпано, Форт-Лодердейл. Далеко за полдень наконец-то показалась вереница высотных отелей, стоящих у самой кромки залива Бискен-Бей. Их разноцветные фасады купались в теплых лучах заходящего солнца и казались обсыпанными сахарной пудрой. Длинные узкие мосты, которые Скотто назвала пешеходными мостками, соединяли узкую полоску песчаных островков с материком.

Поезд стал замедлять ход, потом нырнул в короткий туннель и вынырнул на конечной сортировочной станции в северо-восточной части Майами. Все пути были забиты длинными товарными и пассажирскими составами. Маневровые тепловозы-тягачи выискивали нужные вагоны и платформы. Между ними ловко шныряли сцепщики и смазчики, проверяя колесные пары, буксы и сцепку.

Мы со Скотто собрали своп пожитки и приготовились прыгать из вагона, когда поезд остановится, но он, похоже, и не собирался сбавлять ход. Вместо того чтобы проскочить ряд стрелок и встать где-нибудь на запасный путь или податься в тупик, он как ехал, так и продолжал ехать вперед и вперед, переходя с одного пути на другой. Мы обменялись настороженными взглядами, понимая, что нечего ждать его остановки, — как мы и опасались, поезд заехал на станцию с одного конца, а выскочит с другого.

— Куда, черт бы его побрал, он несется? — проворчала Скотто, в ее голосе одновременно чувствовались и усталость, и раздражение.

— Может, где-то есть другая товарная станция?