нарываюсь, но все равно позвонил ей на работу.

— Алло. Это я.

— Я занята, Николай, — сухо ответила она.

— У меня неприятности. Нужно где-то отсидеться.

— Послушай-ка, я уже испила свою чашу до дна. А ты даже спасибо не сказал. Проси помощи у своих баб.

— Да не мои они бабы. Подожди, дай мне объяснить все. Я…

— Я уже сказала, Николай. Между нами все кончено.

В трубке что-то щелкнуло и затихло.

— Вера! Вера, слышишь меня? — закричал я в трубку и, прислонившись к стенке, почувствовал жалость к самому себе. Затем осторожно повесил ее, сжал кулаки в карманах куртки и поплелся в темноту.

Бесцельно брел я по улицам огромного города, замерзший, усталый, голодный, мечтая хоть о номере в гостинице. За временем я не следил, очнулся вдруг перед домом, где живет Юрий. Света в его окнах не было. Видно, он еще не пришел с работы. Поднимаясь на третий этаж, я все сильнее ощущал запах вареной капусты, от чего внутри меня все выворачивалось. Присев на подоконник, я стал поджидать его. Несколько часов прошло, когда наконец-то послышались на лестнице его тяжелые шаркающие шаги.

— Зачем же ты припер ее сюда, а не забросил в свою контору? — поддел я Юрия, как только в пролете показалась его голова.

— Уверяю тебя, я подумал об этом. — В руках Юрий держал увесистую авоську, набитую консервами. — Слинял сегодня с работы пораньше. Мама всегда составляет список продуктов, которые нужно купить к субботе.

— Что она теперь поделывает?

Юрий помотал затекшей рукой:

— Да старенькая она у меня, прожила долгую жизнь. — И, пожав плечами — дескать, сам понимаешь, — направился в комнату. — Кстати, извини меня, но нет никакой возможности достать их. — Это он оправдывался, имея в виду документы Воронцова.

— Да хрен с ними. Право слово. Я…

— Я уж так старался, поверь мне, — нудел Юрий, торопливо снимая перчатки и пальто. — Ничуть не удивлюсь, если их уже уничтожили.

— Ну и удивляйся себе на здоровье. Спасибо, что старался. — Я пристроился поближе к радиатору, которым можно было обогреть и Кремль.

Вся его квартира была чуть побольше моего спального алькова, но в своем отчаянном положении я, не задумываясь, поменялся бы с ним жильем.

— Вообще-то я заскочил к тебе не за документами, а потому, что хотел бы заночевать.

— Да? Почему же? Что случилось?

— Да ничего особенного. Для первого раза простительно: надрался в стельку и завалился в постель с другой бабой.

Юрий испуганно вздрогнул, кончики его усов поднялись чуть не до уголков глаз.

— Вера, как и следовало ожидать, засекла меня.

— Это естественно.

— Но, к моему несчастью, дело этим не ограничилось. Не успела она завестись как следует, а тут еще одна красотка заявляется. Высокая такая, живая, как ртуть. Глазищи — во, так и полыхают.

— Что и следовало ожидать, — опять прокаркал Юрий, снимая ботинки и пиджак.

— Вера лишь взглянула на нее, сразу психанула, швырнула в меня газету и выскочила как ошпаренная. И я стою, омерзительный алкаш с похмелья, растерялся, не знаю, что и делать: одна баба в постели, другая в дверях, третья в бегах. Конечно, погнался за Верой, уже пробежал полкоридора, и тут только до меня дошло, что лечу ей вслед абсолютно голый…

Юрий так зашелся смехом, что не мог вымолвить ни слова.

— Прости меня, старик, — наконец выдавил он. — А где и как ты умудрился подцепить эту, как ее…

Он не договорил, оставляя за мной право назвать имя.

— Людмилу-то? Я познакомился с ней на собрании начинающих лечение от алкоголя. Высидеть до конца там не смог, да и она тоже. Мы двинулись, не сговариваясь, в двенадцатый винный магазин на Вековой улице. А поход наш закончился у меня дома, где мы надрались как последние сволочи.

— А все остальное принадлежит истории, — заключил он, не переставая ржать.

Я, как баран, глупо качнул головой и заржал вслед за ним.

— Ну вот, — сказал Юрий, сразу став серьезным, — теперь мне понятно, почему ты не можешь попадаться Вере на глаза. Но почему не можешь пойти спать к себе?

— Кто-то пытается убить меня.

— Что и следовало ожидать, — меланхолично повторил Юрий, понимающе кивнув.

У него был вид терпеливого родителя, который всю жизнь посвятил воспитанию непослушного дитяти, но тот то и дело попадает в беду.

— Кто это, я и понятия не имею.

Юрий снова кивнул, вышел из комнаты и принес картонную коробочку ванильного мороженого и две чашки. Выложил в них по большой порции этого сладкого деликатеса и заполнил все персиковым бренди.

— Может, это пойло проймет твои жилы и охранит их от других неприятностей, — провозгласил он тост.

Остаток вечера мы провели, обсуждая мою встречу с агентом Скотто и подливая бренди в мороженое.

Утро встретило нас таким морозцем, что даже лобовое стекло у «жигуленка» Юрия было покрыто изморозью. Однако двигатель завелся без труда. Юрий подбросил меня к Крымскому мосту, а сам поехал к себе на службу.

При виде старинного здания на набережной меня охватила ностальгия, я даже забыл о наемном убийце. В этом четырехэтажном доме с серыми стенами, не видном из-за массивных опор автомобильной эстакады, был не так давно престижный Институт международных отношений, а ранее его занимал лицей в память цесаревича Николая, основанный в 1868 году моим прадедом М.И.Катковым. Мои родители гордились тем, что он учил лицеистов согласно демократическим принципам, а однажды даже совершил путешествие в Америку. Маленьким у себя дома я часами просиживал у окна и смотрел на проплывающие речные трамвайчики. В это время года их не увидишь. Лед на Москве-реке запер их в зимних затонах и будет держать там в плену до поздней весны.

Холодный ветер пробирал меня до самых костей, когда я ступил на подвесной Крымский мост. Так скорее можно добраться пешком до дома на набережной. Вот и он сам. Я торопливо прошел по вестибюлю со знакомыми шумами и запахами и вошел в лифт.

Дверь квартиры Taни Чуркиной открыла семилетняя девчушка с куклой Барби в руках. Она впустила меня и провела в кабинет Воронцова, где Таня, забравшись на стремянку, передавала вниз разные предметы бледнолицему мальчику, стоявшему среди стопок книг, бумаг, фотографий и бесчисленных коробочек. Он был немного старше сестры и посмотрел на меня с явным подозрением…

— Простите меня, ради Бога. Я не думал, что попаду в такое неурочное время, — сказал я Чуркиной, когда она спустилась вниз, чтобы поздороваться со мной. — Не знал, что вы переезжаете.

— Да нет же, не переезжаем. — По ее тону я понял, что у нее и мысли не было о переезде. — Просто нет сил заходить сюда. А дети вдвоем в маленькой комнатке. Теперь у каждого будет своя комната. Мой муж, я хотела сказать, бывший муж, должен был заняться этим. Но… — Она сердито насупилась и смолкла.

— Понимаю ваши трудности.

— У вас есть что мне сказать?

Я печально кивнул.

— Он умер. Мне нужно было сразу везти его в больницу.