— Спасибо. Недурной выигрыш, а?
— Побольше годовой зарплаты среднего работяги в России. Где это вы наловчились так лихо играть?
— В Бруклине. Где же еще? Научил меня дядюшка Анджело. Маму игра не прельщала, однако…
— Значит, маминого брата зовут Анджело?
Скотто сухо кивнула:
— Он был связан с уголовниками, но парень просто замечательный.
— А мне помнится, будто вы говорили, что ваша мама русская?
— Ну и что? Мало ли что я наболтаю. Я ведь также говорила, что работаю у вашего брата в Бруклине, — ухмыльнулась Скотто. — Мама у меня сицилийка. Мои родные приехали в Америку из Палермо.
Я откинулся на спинку стула и стал внимательно ее разглядывать.
— А вы ведь и впрямь очень даже хороши.
— Ага, — сказала она будничным тоном, словно о чем-то само собой разумеющемся. — Я же профессионалка. Меня приучили думать на ходу. Всегда контролировать себя. Говорить по-русски. Делать…
— Врать, как сам дьявол, и…
— Себе врать.
— …придавать вранью видимость правды.
— Да, если того требует обстановка.
— Представляю, каково узнавать потом, что кто-то докопался до правды.
— Да, нелегко. Вы начинаете говорить, прямо как мой муж.
— А у вас есть муж?
— Представьте себе. А вы небось подумали, что я скажу, что у меня спид или еще что-нибудь в этом роде?
— Извините, госпожа Скотто. Боюсь, что домохозяйка из вас не вышла.
— А я и не веду домашнее хозяйство — его муж ведет. Мы ненадолго расстались, насколько — точно не знаю. — Она замолчала, а затем с понимающей улыбкой спросила: — Так что же ваш дружище Баркин рассказал вам?
— Что рассказал?
— Непонятно разве? Я предоставила ему удобный случай, и мы оба знаем, что он им воспользовался.
Я отдал должное проницательности и предусмотрительности. Она нарочно оставляла нас вдвоем, зная, что при ней Баркин говорить не будет.
— Он сказал, что ордена Воронцова на черном рынке не выставлялись.
— В таком случае вы, вероятно, правы, что мотив убийства — вовсе не грабеж. А еще что он говорил?
— Тот, кто пытался убить меня, не из местных уголовников.
Она задумчиво покачивала головой, пока официант расставлял шампанское и черную икру.
— Платит выигравший, — сказала она и попросила подать счет.
Официант объяснил, что все прислано в знак признательности, и, наполнив бокалы шампанским, положил в карман двадцать долларов, которые Скотто подвинула ему в качестве чаевых.
— Да, кстати, — небрежно спросила она, когда официант ушел, — вы когда-нибудь слышали фамилию Рабино? Майкл Рабино?
— Да нет, что-то не припоминаю. Звучит вроде как итальянская фамилия.
Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.
— Она звучит как Рабиноу, — и продиктовала по буквам. — А происходит от Рабиновича. Дело было много лет назад, тогда он одно время работал на Мейера Лански.
— Лански? Не тот ли, что был в числе заправил рэкета на Кубе?
— Тот самый и единственный заправила. Рабинович уже готовился стать главарем рэкетиров, но Кастро, так сказать, не допустил его до престола. Он и болтался на Кубе как мелкая сошка, пока Лански не загремел. Тогда он воспрянул, сменил фамилию на Рабиноу и открыл собственное дело. Провернул все лучшим образом: теперь владеет сетью гостиниц в Лас-Вегасе, Атлантик-Сити, Рено, на озере Тахо…
— Что-то подсказывает мне, что он мог бы обучать кое-чему и людей Баркина.
— А мне что-то подсказывает, что он их уже обучает.
— Почему вы так считаете?
Скотто рассмеялась и сделала изрядный глоток шампанского, затем наклонила пустой бокал в сторону большого стола:
— А потому, что сидит он вон за тем столом.
Чуть обернувшись, я увидел группу западных бизнесменов — опознать их было нетрудно по сильно накрахмаленным рубашкам и сшитым на заказ костюмам. Они подобострастно внимали элегантному, с орлиным профилем мужчине лет шестидесяти с небольшим, который больше слушал, чем говорил, а отвечал повелительным кивком головы — либо да, либо нет. Очки без оправы удачно сочетались у него с легкой сединой, аккуратным пробором, густой загар придавал ему вид удачливого банкира, занимающегося инвестициями.
— Это тот тип, с вашим цветом лица и с моим орлиным носом?
— Он самый.
— У меня такое чувство, будто я уже видел его здесь раньше. — И я обвел рукой местное тропическое великолепие Карибского бассейна.
— Наверное, тут он вспоминает давно минувшие денечки.
— Или снова воссоздает их, — заметила она с некоторым подозрением в голосе.
— Так вы и за ним наблюдаете?
— Да, конечно, — подтвердила агент Скотто. Затем посмотрела прямо мне в глаза, довольно улыбнулась и добавила: — Агенты СБФинП наблюдают одновременно за многими людьми.
16
Когда мы вышли из клуба «Парадиз», уже стемнело, а температура опустилась намного ниже нуля. В такой вечер было бы неплохо, чтобы она затрахала меня вусмерть, согревая гладким чувственным телом мои озябшие телеса. Но с ее стороны никаких намеков не наблюдалось, а я поползновений не выказывал.
Наоборот, пожелав на прощание всяческих удач и, с саркастической улыбкой, пригласив навестить ее в Нью-Йорке, если соберусь приехать к брату в Лонг-Бич, она остановила такси и покатила — со своим выигрышем и едким юмором — к себе, в посольство США.
Я затопал к ближайшей станции метро, задаваясь вопросом, а не следит ли СБФинП и за мной, а потом переключился на другое: что может ждать меня дома? Вчера я был зол, подавлен и пьян в стельку, не говоря уже о том, что меня застукали с голой бабой. Наемный убийца сам убит, торгаши наградами быстро узнают, что он отправился на тот свет. Но теперь-то я, по крайней мере, знаю, что они не заказывали убийство, черт бы их всех побрал. Однако успокаиваться нельзя: тот, кто его заказывал, вряд ли остановится перед тем, чтобы прикончить меня. Нет и еще раз нет. Домой возвращаться никак нельзя. Там далеко небезопасно, да еще эта Людмила! Я же совсем забыл про нее.
Разыскав телефон-автомат, я набрал свой номер — трубку никто не снимает. А может, ей надоело похмеляться и она ушла к себе? Уверен, так и было. Где она живет, я понятия не имел, и теперь не узнаешь, а не ждет ли меня в квартире другой убийца? К тому же у нее можно было бы пожить некоторое время. Теперь любое место безопаснее, чем моя квартира. Даже у Веры и то лучше. Я понимал, на что
