отказалась выйти за него замуж. Но вы-то здесь ни при чем, во всем виновата только я, я одна! Я не хочу, чтобы из-за меня стрелялись, а тем более вы. Только не вы, Чарльз!

Чарльз хранил молчание и лишь упивался прелестью ее юной, женственной фигуры под легким пеньюаром, красивым лицом в окружении пышных черных волос, побледневшим от переживаний, ее зелеными, сверкающими, как изумруды, глазами, смотрящими на него с тревогой и надеждой.

— Вам не следовало сюда приходить, — более мягким тоном сказал он и улыбнулся. — Только… гм… легкомысленные леди могут позволить себе появиться в комнате джентльмена.

— Вопросы приличий беспокоят меня сейчас меньше всего. Кроме того, — она слегка склонила голову набок, не отрывая от него взгляда, — не так давно вы сами ко мне приходили.

— Тогда были другие и весьма опасные обстоятельства.

— Не более опасные, чем сейчас. Чарльз, поймите, Генри может убить вас… Он… он может…

— Что? Убить меня?!

Она побледнела.

— Не говорите это, я не могу этого слышать! Прошу вас, уговорите Генри стрелять в воздух, и если вы тоже так сделаете…

— То тем самым признаю его обвинения справедливыми. — Он взял ее искаженное от страха лицо в ладони и понизил голос. — Если бы я совершил что-то непорядочное по отношению к Генри, его вызов на дуэль был бы оправданным. И мне вдруг захотелось дать ему повод — хотя, должен признаться, что с первого взгляда я испытывал к вам страстное желание, так что в этом смысле меня действительно можно считать виноватым перед ним.

— Я вам не верю, — пролепетала она, пораженно распахнув свои огромные наивные глаза.

— Но это так, — возразил он и со вздохом ласково провел большим пальцем по ее нежной щеке. — С самого начала нашего путешествия ваш образ неизменно сопровождал меня, даже когда вас не было рядом. Куда бы я ни пошел, что бы ни делал, передо мной всегда маячило ваше милое, нежное лицо. Я не каменный, Мария, и, помоги мне Бог, не могу запретить себе желать вас.

— А меня ваши слова приводят в полное отчаяние! Я пришла, потому что волнуюсь за вас, — это же так естественно, так понятно.

Он криво усмехнулся.

— Приятно слышать, что вы за меня тревожитесь, очень приятно. — Он наклонился и приблизил к ней губы. — Теперь, когда ваша помолвка с Уинстоном разорвана, вы можете меня поцеловать. Вы так прелестны.

Она недоверчиво смотрела на него и порозовела от смущения.

— Прелестна? Мне никто такого не говорил. Вот Констанс действительно красивая, не то, что я.

— Но не на мой вкус.

— Откуда вам знать? — Она чувствовала на своей щеке его теплое дыхание. — Насколько мне известно, вы с ней не встречались.

— Я видел вас с нею у церкви, когда хоронили графа.

— Ах, вот как. Я этого не знала.

— Да, Констанс и сравнить с вами нельзя! Но неужели мужчины не говорили вам, как вы хороши?

— Н-нет. Я только мечтала услышать такие слова, но всегда считала себя довольно обыкновенной и заурядной.

— Вы действительно об этом мечтали?

Она застенчиво улыбнулась:

— Все девушки мечтают, даже некрасивые.

— Мария, поверьте, вы к ним не относитесь, ни в коем случае! Напротив, вы не просто хорошенькая, а настоящая красавица, — горячо прошептал он. Его привлекала не только внешняя красота Марии. Главное ее достоинство заключалось в той притягательной силе ее натуры, чистой, искренней, наивной и жизнерадостной, которая согревала его и делала добрее и мягче.

— Не пытайтесь мне льстить, Чарльз, вам не удастся вскружить мне голову, — весело поддразнила его Мария. — И, пожалуйста, не отвлекайтесь от предмета нашего разговора. Мы говорили о том, как предотвратить вашу дуэль.

— Нет, Мария, это вы говорили об этом.

— Но Генри очень опытный и меткий стрелок!

— Может быть, то есть когда он трезвый. Но и я не хуже.

— Не сомневаюсь, но, надеюсь, вы правильно оцениваете ситуацию. Неудивительно, что я застала вас таким напряженным.

— Возможно, небольшой отдых помог бы мне успокоить нервы? — Он провокационно посмотрел на нее.

— Значит, вы так сильно волнуетесь? — озабоченно спросила Мария. — Чарльз Осборн, но ведь сейчас все зависит от вашего спокойствия и уверенности!

Он усмехнулся, скользнул руками к ее талии и привлек к себе.

— Вы меня обижаете! Я знаю свои желания и думаю только о них, раз уж оказал честь Уинстону принять его вызов. Вы только подумайте, Мария, ваш поцелуй может стать последним в моей жизни!

— И вы говорите о чести?! — с шутливым негодованием воскликнула Мария. — Разве человек чести позволил бы себе вот таким образом добиваться от девушки своего?

Он улыбнулся:

— Но я уже обнимаю вас и что-то не замечаю, чтобы вы пытались вырваться.

Она хотела возразить, но он приложил палец к ее губам.

— Молчите! Я не хочу тратить время на разговоры. Этот момент может не повториться. Мне так хотелось вновь держать вас в своих объятиях!

Мучительный страх за него помешал ей ликовать от этих слов.

— Что значит — этот момент может не повториться? Дуэль…

— У меня нет иллюзий относительно ее исхода. Уинстон не успокоится, пока не…

— О, нет, нет! — Она не дала ему договорить, с паническим ужасом осознав справедливость его сомнений.

— Но это вполне возможно, даже вероятно, — прошептал он и, будто желая утешить, запечатлел на свежих губках Марии легкий поцелуй. — Я считаю необходимым всегда прямо глядеть правде в лицо.

Если Уинстон не смирится с ситуацией, в которой оказался, и не согласится стрелять в воздух без ущерба для своей чести, то маловероятно, что я вернусь с поединка невредимым. Я это точно знаю.

— Но это безумие! Я не допущу, чтобы из-за меня вы пожертвовали своей жизнью. Я пойду и сама поговорю с Генри.

— Существует лишь один способ предотвратить нашу дуэль.

— Какой? Говорите же!

— Выходите за него замуж, как и намеревались. Только в этом случае он аннулирует свой вызов.

— Это… это невозможно, — упавшим голосом выговорила она. — Но если от этого зависит ваша жизнь, то я… стану его женой.

— И вы сделаете это ради меня?

— Да, — кивнула она.

— Да благословит вас Господь! — Проникновенно сказал Чарльз, глубоко тронутый ее искренней готовностью принести себя в жертву, — Но я не допущу, чтобы вы обрекли себя на жизнь, полную страданий.

Он еще крепче обнял ее, и она ощутила частое биение его сердца так близко, будто оно стучала в ее груди. Он задрожал всем телом, и Мария инстинктивно поняла, что в нем нарастает возбуждение, с которым он может не справиться.

Губы его стали жаркими и властными. Она робко сопротивлялась, пытаясь найти в душе оправдание своей слабости, но могла думать только о том, что уже завтра Чарльз может погибнуть из-за отказа отдать ее Генри. Марию терзало сознание своей вины, горькое раскаяние и безумная тревога за человека, внушившего ей такую глубокую, такую страстную любовь, переполнявшую ее в эти тревожные минуты.

Позабыв обо всем, она отдалась наслаждению пылким поцелуем и тихо застонала. Но ее слабый,