возможные попытки такого рода, создав мировую монополию на производство некоторых типов пластмасс, в особенности полиэстеров. И в результате уровень промышленности Рейха опережал уровень Тихоокеании лет на десять. Космические ракеты, стартующие с европейского космодрома в Фестуне, были сделаны в основном из высокопрочных пластиков, легких и в то же время настолько прочных, что выдерживали даже удары метеоритов. А у тихоокеанцев ничего подобного не было, и использовать им приходилось естественные материалы. Даже дерево. Ну, разумеется, и повсеместно распространенную металлокерамику. Тагоми поморщился, едва об этом подумал: на торговых ярмарках он видел последние разработки германцев… чего стоит хотя бы новый, совершенно синтетический автомобиль D.S.S. — Der Schnelle Spuk, «Летящий Призрак»… то есть, вот именно, стоил-то он сущие пустяки — всего лишь шесть сотен тихоокеанских долларов…
А вот тот тайный смысл, который, как и суть вопроса, он не мог довести до сведения буратин, околачивающихся вокруг Промышленных Миссий… Он касался совершенно иного аспекта деятельности мистера Бэйнса — аспекта, о котором стало известно благодаря шифровке, посланной по кабелю из Токио. Ну, прежде всего, подобные шифрованные сообщения были редки и касались, разумеется, не производственных проблем. Кроме того, сам код представлял собой род метафоры, практически использовал поэтические аллюзии, справиться с которыми господам из Рейха было во сто крат сложнее, нежели с какой угодно обыкновенной шифровкой — такие они расшифровывали и читали мгновенно. И несомненно, в послании имелся в виду именно Рейх, а не какие-либо группировки, соперничающие на Островах Родины. Ключевая фраза сообщения: «Он пьет молоко с пенкой» — отсылала к «Пинафору», к весьма жутковатой песне, остальные слова которой вполне раскрывали смысл сообщения. «Вещи редко есть то, чем кажутся, — пенка часто похожа на сливки». И Оракул
Иными словами, мистер Бэйнс не тот, за кого себя выдает, и истинная цель его визита в Сан- Франциско не слишком связана с литьем под давлением. То есть мистер Бэйнс — шпион.
Но чей? И зачем ему в Сан-Франциско? Тут весь жизненный опыт мистера Тагоми был совершенно бесполезен.
В час сорок пополудни того же дня Роберт Чилдэн с крайней неохотой запер двери «Американских шедевров». Подтащив тяжеленные сумки к краю тротуара, подозвал
Сморщенный китаеза запыхтел с сумками Чилдэна, ставя их позади сиденья коляски, затем помог взобраться и сесть Чилдэну на покрытое ковриком сиденье, включил счетчик, взгромоздился на свое место и закрутил педалями вдоль Монтгомери-стрит, шустро лавируя между машинами и автобусами.
Весь день, точнее, все утро было потрачено Чилдэном на то, чтобы раздобыть для Тагоми хоть что- нибудь приличное. Глядя на проплывающие мимо здания и перекрестки, он все еще морщился, вспоминая утреннюю нервотрепку. Но все же — триумф! Ему удалось отыскать нечто уникальное, так что мистеру Тагоми не останется ничего другого, как простить ему задержку, ну а его клиент, кем бы он ни был, просто ошалеет от счастья. «Еще ни один человек, — не без самодовольства подумал Чилдэн, — ни один клиент не уходил от меня с пустыми руками».
Совершенно непостижимым образом ему удалось отыскать экземпляр первого выпуска первой серии комикса
Радиоприемничек рикши извергал из себя популярные песенки, соревнуясь с радиоприемниками соседних машин, автобусов и рикш. Но Чилдэн всей этой какофонии не слышал, он привык к шуму. Точно так же, как не обращал внимания на неоновые вывески, облепившие все городские фасады. Подумаешь! У него и своя реклама сияла по ночам не хуже, чем у других. А что поделаешь? Как еще дашь о себе знать? Вот и приходится быть реалистом.
Шум радиоприемника, транспорта и городской толпы убаюкал Чилдэна. Нервы понемногу успокаивались. Приятно все же, когда тебя везут, когда тебя везет другой человек, а ты ощущаешь, как мучительные усилия напряженных мышц китаезы сообщают движению плавную мягкость. Лучше, конечно, когда тебя везут, а не самому других обслуживать. Приятно хотя бы на время ощутить свое более высокое положение.
Впрочем, Чилдэн вскоре одернул себя. Не время благодушествовать, не все еще обдумано. Надлежащим ли образом он одет для посещения здания «Ниппон таймс»? Как ему подняться в офис Тагоми? Несомненно, сделать это следует на скоростном лифте, но там, возможно, ему станет дурно. Впрочем, он запасся немецкими таблетками против морской болезни. Что до манер и этикета, тут, кажется, ему все известно. Главное — разобраться, с кем быть вежливым, а с кем вести себя резко. Следует быть совершенно бесцеремонным со швейцаром, с лифтером, с секретарем в приемной, с курьерами и прочей обслугой. С японцами, хочешь не хочешь, придется раскланиваться. А вот как быть с буратинами? Совершенно непонятно. Лучше, наверное, так: стремительно проходить мимо, чтобы никто не мог разобрать — поклонился ты или нет. А если встретятся заезжие иностранцы? В «Ниппон таймс» частенько наведываются немцы, да и нейтралы бывают.
А как быть с
В Сан-Франциско частенько заходят германские суда или корабли с американского юга. Собственно, в порту они стоят почти всегда, и черных выпускают на короткое время в город. Группами, не меньше трех человек в каждой. И оставаться в городе после наступления сумерек они не могут, правила комендантского часа для черномазых действуют даже в Тихоокеании. И еще есть черные, работающие в самом порту, эти там так и живут, в бараках над самой водой. Разумеется, никого из них в помещениях Промышленных Миссий быть не может, но если речь идет о разгрузке и переноске тяжестей… Вот, например, должен ли он сам нести свои сумки и коробки в офис мистера Тагоми? Ни в коем случае. Необходимо отыскать раба, даже если придется опоздать на час, раздражая мистера Тагоми. Речи не могло идти о том, чтобы какой-нибудь оказавшийся поблизости раб увидел, что он самолично несет свои вещи. В этом вопросе следует быть крайне осторожным, поскольку никто из заставших его за подобным занятием не будет считать его не то что равным себе, но и занимающим хоть какое-то относительно приличное место в мире.
«Хотя, — подумал Чилдэн, — мне, пожалуй, это даже доставило бы удовольствие. Ввалиться в помещения „Ниппон таймс“ среди бела дня навьюченным как верблюд. Шикарный жест. Да и запретного в этом ничего нет, и в тюрьму за это не потянут. А я продемонстрирую свои настоящие чувства, не имеющие выхода в обычной жизни. Но…
Я бы поступил так, — вздохнул он, — кабы не черномазые. Те, кто надо мной, они и так унижают меня каждодневно. А вот уловить сочувствие тех, кто ниже меня… как этот рикша, например. Что бы он подумал, увидев, как я
Вообще-то следовало бы упрекнуть немцев… Вечно им хочется откусить больше, чем могут прожевать. Едва победив в войне, они ринулись обживать Солнечную систему, издав у себя дома законы, которые… Идея, впрочем, была куда как неплоха: с евреями, цыганами и всякими там книгочеями они разобрались довольно успешно. И славян отправили назад, в их родную Азию, да на две тысячи лет обратно. Пусть себе разъезжают на яках и охотятся с луком и стрелами.
Или взять их глянцевые пестрые журналы, которые печатают в Мюнхене и рассылают по всем библиотекам… каждый может увидеть на фотографиях голубоглазых светловолосых арийцев, которые на современной индустриальной основе пашут, сеют и убирают урожай в главной житнице мира — на Украине. Ребята эти, несомненно, счастливы. Их фермы сверкают чистотой, на фотографиях не увидишь больше вечно пьяных поляков, тупо глазеющих в объектив, стоя возле своих замшелых халуп, или накидывающихся толпой на случайно заехавшую на рынок телегу с кучкой гнилой репы. Все это в прошлом. И разбитые дороги в любой дождь становятся просто сточными канавами, в которых по оси увязают телеги.
Или Африка. Вот уж где германцы дали волю своему энтузиазму и исполнили все так, что ими
