Его гость не проронил ни звука.

— Да я и сам смеялся в тот день, когда вы принесли мне эту вещь. Ну, конечно, чтобы не обидеть вас, я не проявил свои чувства явно и был относительно сдержан.

Чилдэн кивнул.

— Подобная реакция легко объяснима, — продолжал Поль, по-прежнему держа брошку в руках. — Это просто кусочек металла, который расплавили, вылили… и получили просто бесформенную отливку. Она ничего собой не представляет. Даже формы у этого куска металла нет. Он аморфен. Можно сказать даже так, что это содержание, избавившееся от формы.

Чилдэн снова кивнул.

— И все же я изучал этот предмет несколько дней, ощущая — без внятных на то причин — определенную эмоциональную привязанность к этой вещи. «Отчего же?» — спрашивал я себя. Нет, я даже не проецирую на эту металлическую кляксу собственные переживания, как поступают в немецких психологических тестах. И я по-прежнему не вижу тут ни линии, ни формы. Но эта вещица каким-то образом связана с дао. — Он взглянул на Чилдэна. — Вы понимаете? Она сбалансирована. Силы, блуждающие внутри этого предмета, уравновешены, приведены в согласие друг с другом. Иными словами, эта вещица отыскала место во Вселенной, место, принадлежащее именно ей. А раз так, если она отделилась от универсума и находится в равновесии с ним, то у нее есть и форма. Именно та, которой она обладает.

Чилдэн, поглядывая на брошку, еще раз кивнул, но Поль не обращал на него внимания.

— В этой вещи нет, конечно, ваби, да и откуда оно могло там взяться. Но, — он коснулся брошки ногтем, — там присутствует нечто другое. Роберт, в этой вещи есть ву.

— Думаю, что так оно и есть, — ответил Чилдэн, пытаясь вспомнить, что же такое «ву». Кажется, это слово было не японским, а китайским и означало вроде бы мудрость. Или разумность. В общем, что-то хорошее.

— Руки мастера… — продолжил Казуора, — они обладали ву. И от них ву перешло в саму вещь. Возможно, для самого мастера это значит лишь то, что вещь, работа его удовлетворила. Она закончена, по-своему совершенна. Глядя на нее и рассуждая о ней, мы обретаем скрытое в ней ву уже сами. Мы приобретаем опыт умиротворения, обыкновенно находящийся в связи не с произведениями искусства, но с церковными реликвиями, со священными вещами. Я, например, вспомнил усыпальницу в Хиросиме, где можно увидеть нетленные останки одного из средневековых святых, его берцовую кость. Но там — реликвия, а здесь — произведение искусства. Там — лишь останки, а эта вещь жива и посейчас. Размышление, которому я предался в тот раз, привело меня к пониманию, что это качество, присущее вещи, в корне противоречит историчности. И это меня глубоко поразило.

— Да, — машинально ответил Чилдэн.

— Не обладать историчностью, не иметь художественной и эстетической ценности и в то же время нести в себе ву, трудноопределимое качество, — это невероятно. Пусть на самом деле, Роберт, это просто металлическая клякса, бессмысленная и никому не нужная, кусок оплывшего металла, но — в ней есть ву. Известно ведь, что ву открывает себя в самых неожиданных местах… в точности по христианскому афоризму о том, что краеугольный камень — это тот, который отвергли строители. Присутствие ву можно обнаружить в таких вещах, как старая трость, ржавая банка из-под пива на обочине. Но в этих случаях источником ву оказывается сам глядящий. И это почти религиозный опыт. А здесь самому мастеру удалось поместить ву в объект, а не оформить ву, уже присущее этому предмету. — Он взглянул на Чилдэна. — Я понятно объясняю?

— Да, — кивнул Чилдэн.

— Иными словами, это открывает новый мир. Это не искусство, потому что у этих вещей нет формы. И это не религия. Что же тогда это? Я долго, очень долго изучал эту вещь, но тайну ее разгадать не смог. Похоже, на свете еще нет слов, которые могли бы раскрыть природу этого феномена. Так что, Роберт, вы правы. Это, несомненно, росток нового мира.

«Несомненно, новая, — повторил про себя Чилдэн. — Да, конечно…» Но что касается всего остального?

— Придя к подобному умозаключению, — продолжил Поль, — я позвал к себе бизнесменов. Все тех же. Видимо, эта вещь обладает несомненной властью над человеком и заставляет его выходить даже за пределы благопристойности, дабы донести до слушателей суть дела. Словом, перейдя границы такта, я настоял, чтобы пришедшие выслушали меня со всем вниманием.

Чилдэну было отлично известно, что для любого японца, тем более — человека, занимающего известное положение в обществе, настаивать на собственном мнении в отношениях с другими людьми невозможно. Подобная ситуация была практически немыслимой.

— Как ни странно, все сошло лучшим образом. Они оказались в состоянии принять мою точку зрения. Поняли меня и разделили мою точку зрения. Так что все кончилось хорошо. Я сделал, что должен был сделать, Роберт. На этом моя миссия закончена. — Он положил брошку обратно в коробочку. — Теперь вся ответственность за эту вещь переходит на вас, Роберт.

И толкнул коробочку по столу к гостю.

— Но, сэр… — пробормотал тот. — Это — ваше…

Он ощутил вдруг навалившийся на него страх. Ситуация выходила за пределы его понимания. Высокопоставленный японец сначала смеется над подарком, потом — превозносит его до небес. И — возвращает. Чилдэн почувствовал, что у него дрожат колени. Он не знал, как себя вести, и, собираясь с силами, теребил рукав.

— Роберт, — холодно, почти резко сказал Поль. — В дальнейшей жизни вам потребуется вся ваша отвага.

— Меня смутило то, что… — пробормотал Чилдэн.

— Поймите. — Поль поднялся и замер, пристально глядя на него. — Поймите, это ваша задача. Вы — единственный человек на свете, который отвечает за эту вещь. И ей подобные. Вы — их агент в этом мире. К тому же вы профессионал. Уйдите на время в одиночество. Поразмышляйте, обдумайте все, справьтесь, возможно, с «Книгой Перемен». Взгляните потом на собственные витрины. Обдумайте собственные возможности, свой метод ведения дел.

Чилдэн с изумлением уставился на него.

— И вы поймете, что вам следует делать. Поймете, как поступить, чтобы эти вещи стали популярными.

Чилдэн остолбенел. Что же Казуора имеет в виду, что он должен взять на себя ответственность за поделки этих ювелиров?

— Искаженный, невротический взгляд на мир: для японца ничто не имеет значения, кроме духовной и физической связи Чилдэна с их продукцией.

«Единственный, кто отвечает…» — горестно повторил он. Такое дело может потребовать всей его жизни, только поддайся. Тогда уж лучше закопать сразу самого себя, да и дело с концом. Поль — к собственному ли его удовольствию или нет — устранился. А Чилдэну, выходит, и деться некуда.

«Из ума они выжили, вот что», — вздохнул торговец. Они, например, не могут позволить себе вытащить какого угодно человека из грязи — потому, видите ли, что это наложит на них ответственность за всю его последующую жизнь. Как такое назвать? У них вообще загадочные представления об ответственности. Ну, а что еще ожидать от расы, которая после предыдущей войны решила скопировать британский эсминец и умудрилась выполнить работу с такой ответственностью, что воспроизвела даже заплаты на паровом котле…

Казуора не спускал с него глаз. К счастью, долгий опыт общения с японцами научил Чилдэна подавлять естественность чувств. Лицо как приняло выражение невыразительного спокойствия, так его и не меняло. Спокойное, с легкой горечью в уголках губ — вполне соответствовало ситуации. Он словно бы маску надел.

«Катастрофа, — думал между тем Чилдэн. — Полный крах. Лучше бы Полю пришло в голову, что я