приготовившись к прыжку.
— Так вот. Этот старик действительно снялся в серии пятнадцатиминутных видеофильмов, заказанных менеджером, которого никогда глаза не видел. Как выяснилось, «камни» были изготовлены из резиноподобного пластика. «Кровь» имитировалась с помощью томатного соуса, а… — хихикнул техник, — а единственное «страдание», которое пришлось пережить мистеру Джарри, состояло в том, что он целый день не имел во рту ни капли виски.
— Ал Джарри, — сказал, появившись на экране, Бастер Дружби. — Да, да. Преклонных лет человек, который даже лучшие годы едва ли мог быть уважаем даже самим собой, Ал Джарри, снявшийся в скучном фильме, целой серии таких фильмов, а для кого — он сам точно не знает. Поклонники Сострадализма утверждают, что Вилбур Сострадальный не является человеческим существом, что он представляет собой архитипическую личность высшей организации из другой звездной системы. Что ж, в некотором смысле это соответствует действительности, как выяснилось, Вилбур Сострадальный — не человек. И не существует на самом деле. Мир, в котором он совершает свое восхождение — всего лишь дешевая голливудская киностудия, прекратившая свое существование много лет назад. И кто же, в таком случае, предпринял этот всепланетный, всесистемный обман? Подумайте об этом!
— Наверное, мы никогда не узнаем, — пробормотала Ирмгард.
— Вполне может быть, нам не удастся это выяснить, — сказал Бастер. — И мы никогда не проникнем за занавес этого надувательства. Да-да, Сострадализм — НАДУВАТЕЛЬСТВО!
— Кажется, мы знаем, — прошептал Рой Бейти. — Это же очевидно! Сострадализм возник…
— Но задумайтесь, — продолжал Бастер. — Спросите себя: что главное в Сострадализме? Что он может сделать? если верить многочисленным последователям этого учения, он способен сливать…
— Вот она, эта эмпатия, которой обладают люди, — презрительно бросила Ирмгард.
— …мужчин и женщин по всей Солнечной системе в одну единую чувствующую единицу. Единицу, однако, которая поддается внушению посредством телепатического голоса — так называемого «голоса Сострадального». Заметьте! Политический деятель с амбициями, некий потенциальный Гитлер, мог бы…
— Нет, это все эмпатия, — с жаром сказала Ирмгард. Сжав кулаки, она вошла в кухню, встала рядом с Исидором. — Разве она не доказывает, что люди способны на то, что недоступно нам? А мы, не испытав этого чувства, можем лишь верить вам
— Осталось четыре ноги. — Острием ножниц она подтолкнула паука.
— Не хочет. Может, но не хочет двигаться.
В дверях появился торжествующий Рой.
— Сделано. Бастер произнес ЭТО, громко и четко. И его слышал почти каждый человек системы. «Сострадализм — надувательство»! Все эти сеансы эмпатии — сплошное надувательство.
Он подошел к столу и с любопытством взглянул на паука.
— Он не хочет ползать, даже не двигается, — сказала Ирмгард.
— Сейчас я его заставлю.
Вытащив картонную пачку спичек, Рой зажег одну и поднес к пауку. Искалеченное существо отползло в сторону.
— Я была права, — удовлетворенно сообщила Ирмгард. — Он может ходить на четырех лапах. — Она выжидающе посмотрела на Исидора. — Что случилось? Вы ничего не потеряли. Мы заплатим за паука по… как это называется… по каталогу Сидни. Не дуйтесь же. Может, вас расстроила передача Бастера? Ну, отвечайте же!
Исидор промолчал, не обращая внимания на руку женщины, которую та положила ему на локоть.
— Он расстроился, потому что у него тоже есть генератор эмпатии.
— продолжила Прис. — Он стоит в другой комнате. Ведь ты пользуешься им, Дж. Р.?
— Конечно, пользуется, — сказал Рой. — Все они пользуются… пользовались. Может быть, хоть теперь задумаются.
— А я не думаю, что передача станет концом культа Сострадального, — заявила Прис. — Но сейчас многим людям-человекам совсем невесело. Мы ждали многие месяцы, — сказала она Исидору. — Мы знали, что это должно произойти. Почему бы и нет? Ведь Бастер — один из нас.
— Бастер Дружби — андроид, — пояснила Ирмгард. — И никто не знает об этом. Ни один человек, то есть.
Прис щелкнула ножницами, отреза пауку еще одну ножку. Исидор неожиданно для самого себя оттолкнул ее от стола, взял осторожно покалеченное насекомое, отнес его к раковине и утопил. Внутри него, так же быстро, как паук, умерла надежда.
— Он и в самом деле расстроен, — нервно сказала Ирмгард.
— Отчего вы так смотрите, Дж. Р.? От чего молчите? — Она повернулась к Прис и мужу. — Нет, когда он вот так просто стоит перед раковиной и молчит, мне страшно. Это выводит меня из себя. Вы заметили? Он не сказал ни слова с момента, как подключил телевизор.
— Дело вовсе не в телевизоре, — отмахнулась девушка.
— Дело в, пауке. Ничего, он преодолеет депрессию, — успокоила она Ирмгард, которая направилась в гостиную выключить телевизор. Рой Бейти рассматривал Исидора с легким любопытством.
— Все позади, Ис. Для Сострадального, то есть, — поправился он, выуживая из раковины трупик паука. — Может быть, это был последний паук на Земле. Последний живой паук. Значит, для пауков тоже все кончено.
— Я… я плохо себя чувствую, — выдавил из себя Исидор. Отвернувшись спиной к андроиду, он достал из шкафа чашку и некоторое время, неизвестно как долго, стоял в неподвижности. Потом снова обернулся:
— Значит, небо позади Сострадального не настоящее, а нарисованное?
— Ты же видел увеличенный кадр. Видел мазки краски.
— И все же Сострадализм не погиб.
Что-то с этими тремя андроидами было не в порядке, что-то с ними произошло ужасное.
«Паук, — понял Исидор. — Возможно, это действительно был
Пыль и мусор квартиры, как показалось вдруг Исидору, покрыли всю Землю. Наступление мусоризации. Конечное разрушение форм. Конец порядка. Деформация нарастала, в то время как он стоял, сжимая фаянсовую чашку. Ей предстояло победить навсегда. Заскрипели кухонные шкафы, пошли трещинами. Исидор почувствовал, как прогибается под ногами пол, дотронулся до стены — ее поверхность тоже просела, серая штукатурка посыпалась на пол, как радиоактивная пыль, оседавшая на землю с неба. Он сел за стол, но ножки его, как проржавевшие пустые трубки, подкосились, одновременно с ножками стула. Он быстро вскочил, попытался поправить стул, но тот распался у него в руках — на пол посыпались шурупы, скреплявшие ранее его части. Чашка, оставленная на столе, покрылась паутиной трещин, от стенки ее отскочил кусок, обнажая грубую, неглазурованную поверхность.
— Что он там делает? — донесся издалека голос Ирмгард.
— Вы все разрушите, Исидор! Остановитесь!
— Это не я, — сказал Исидор и, нетвердо ступая, вышел в гостиную, чтобы остаться наедине с самим собой. Он остановился возле сломанной кушетки и уставился на желтую стену в пятнах от когда-то ползавших по ней клопов. И снова вспомнил о мертвом пауке с четырьмя ногами.
«Все пришло в негодность, — дошло до него. — Все начало разрушаться очень давно, и упадка теперь не остановить. Мертвый паук победил»
В провалах оседающего пола показались тела мертвых животных. Голова какой-то птицы, мумифицировавшийся трупик обезьяны. Неподалеку, словно живой, стоял ослик, еще не тронутый разложением. Исидор направился к нему, слыша, как хрустят под подошвами хрупкие, как высохшие стебли, косточки мертвых существ. Но до ослика (любимого его животного!) он добраться не успел. Откуда-то слетевший иссиня-черный ворон устроился на серой голове с длинными ушами.
«Не надо!» — громко вскрикнул Исидор. Но ворон быстро выклевал глаза.
«Опять, — подумал он. — Снова со мной случилось ЭТО. Я еще долго не выберусь наверх. Как в прошлый раз. Это всегда очень долго, потому что здесь, внизу, ничего не меняется…» Зашелестел
