— Да, разбойник! Да, подлец! Я люблю Одилию! А тебя она ненавидит, презирает тебя…
Сцена была поистине ужасная.
Каспар д'Эспиншаль, рыча, как дикий зверь, ринулся на свою жертву, чтобы собственноручно удавить ее. Но с отчаянным усилием Раулю удалось опрокинуться на своего врага вместе с креслом.
Оттолкнутый Каспаром д'Эспиншалем, он покатился к стене. Несколько людей вбежало в комнату. Они снова поставили кресло на место, прикрепили его железными цепями так, что никакое отчаянное усилие не могло уже его сдвинуть. По знаку господина, несчастному снова вставили в рот лейку, и второй жбан воды был влит в горло страдальца. Рауль упал в обморок.
— Сколько надо времени, чтобы он пришел в себя? — спросил граф.
В эту минуту послышался крик. Но это не был крик Рауля.
— Кто там? — крикнул громовым голосом Каспар д'Эспиншаль, невольно вздрогнув.
Дверь отворилась, и на пороге появилась Одилия.
— Я! — ответила она. — Пришла сказать вам, что поступки ваши недостойны ни имени человека, ни звания дворянина. Несчастный юноша этот, жертва ваша, невиновен. Вы бы должны были пожалеть его и не доводить меня до необходимости сказать, что я, ваша жена, презираю вас. Но довольно этих мерзостей. А вы, негодные слуги! Если в груди кого-нибудь из вас еще таится искра человеческого чувства — сейчас же освободите этого юношу и следуйте за мной. Под кровлей моего отца для него найдется приют и защита. Кто желает мне повиноваться? Ну же, я жду!
Все опустили головы.
Возмущенная этим низким равнодушием, Одилия схватила за руку Ветре, предводителя гарнизона в замке, бретанца родом, и спросила:
— Вы родом из страны, где люди могучи и благородны, неужели и вы откажете мне?
Ветре ничего не ответил. Одилия обратилась к Мальсену:
— Ты стар. Последний час твой недалеко. Пожалей свою душу и спаси от мук этого юношу.
Угрюмый и полудикий Мальсен в ответ протянул руку и, указывая на графа Каспара д'Эспиншаля, произнес:
— Вот мой господин!
Приведенная в ярость и отчаяние, Одилия, с раздувшимися от гнева ноздрями, схватила кинжал и перерезала веревки, связывавшие руки Рауля.
Каспар д'Эспиншаль заревел, как тигр.
— Вы умрете оба! — завопил он. И, бросившись к Одилии, вырвал у нее кинжал и отбросил ее прочь.
— Унесите эту женщину в комнату, находящуюся под залой пыток, — приказал он.
Рауль был снова привязан к креслу, и зала пыток заперта на ключ, а Каспар д'Эспиншаль отправился в комнату своей жены.
Бледная и серьезная, Одилия ожидала своего мужа.
— Я вам сказал, что вы умрете! Готовы вы к смерти?
— Я на все готова, — ответила она решительно.
— Помолитесь за свои грехи в последний раз! — крикнул ей граф, выбегая из комнаты. Мальсену и вооруженным людям велено было стеречь двери. Через несколько минут он возвратился, держа в одной руке испанский кинжал, а в другой маленькую бутылочку с зеленоватой жидкостью.
— Можете выбирать: яд или кинжал? — обратился он к Одилии.
Бедная женщина грустно поглядела на него.
— Благодарю! Это первое дело, за которое я вам искренне благодарна за эти последние два года.
— Выбирай! — яростно повторил Каспар д'Эспиншаль, топая ногами.
— Я беру яд. Смерть придет спокойнее, я могу думать, умирая, о моей любви, которой ты пренебрег; о моей чести, которую ты попрал, и о твоем диком и невероятном ослеплении. И если Бог даст мне силы, я даже прощу тебя. Будучи невинной, предаюсь милосердию Божию. Я верю. Бог слышит молитвы невинно страдающих.
Слезы потекли из ее глаз.
— Настанет день, — продолжала Одилия, — и ты пожалеешь о своих поступках. Но я не жалею и не виню тебя. Отца я покинула ради тебя, и не ты, а Бог меня за это наказывает…
И выхватив яд из рук мужа, она в одно мгновение выпила всю бутылочку.
Это мужество и присутствие духа тронули Каспара д'Эспиншаля. Потрясенный и смягченный, он хотел броситься к ногам Одилии, прося прощения и стараясь вырвать у нее яд. Но она остановила его словами:
— Скажи Раулю: если бы я осталась жива, я полюбила бы его.
Вырывая волосы и ломая в отчаянии руки, граф выбежал из комнаты и наткнулся в коридоре на Мальсена.
— Что делать с Раулем? — спросил интендант.
— Похоронить его в погребе замка, когда умрет, — ответил варвар и побежал прямо в комнату Эрминии.
— Я уже вдовец! — с дьявольской улыбкой объявил он прекрасной госпоже Эрминии де Сент- Жермен.
Баронесса испугалась.
— Вы ее убили?
— Я ее наказал.
— И требуешь, чтобы я исполнила мое обещание.
— Да.
— В эту ужасную минуту?
— Не хочу больше ждать.
В глазах Каспара д'Эспиншаля блеснул грозный огонь, и Эрминия едва смела вымолвить:
— По крайней мере, вы дозволите мне утром вернуться в Клермон?
— А зачем?
— Приготовиться.
— К чему приготовиться?
— Но… ведь обычай требует…
— Я презираю обычаи.
— Но это ужасно. Вы меня пугаете. Это тиранство!
— Ошибаетесь! Это — любовь.
— Сумасшествие, а не любовь.
— Пусть и сумасшествие! Эрминия, три года я схожу с ума по тебе. Не хочу ждать больше. Ты должна быть моей.
Эрминия попробовала отдалить опасность.
— Вели позвать духовника.
— Здесь нет духовника.
— Ну, какого-нибудь священника. А тем временем поди вымой руки, на них видна кровь.
— А разве на твоих руках нет крови? — раздался чей-то грозный и суровый голос.
Каспар д'Эспиншаль и Эрминия быстро обернулись.
Эвлогий стоял в дверях, облокотясь на ручку огромного топора. Попеременно смотря на двух братьев, из которых один умолял, а другой угрожал, баронесса Эрминия де Сент-Жермен не заметила третьего свидетеля, стоявшего позади. Канеллак издали наблюдал за ними.
— Что это значит? Зачем ты явился сюда? — грозно спросил граф, удивленный появлением дикаря.
Эвлогий показал ему на Канеллака и произнес.
— Женщина, стоящая здесь, — чудовище. Анонимное письмо написано ею с целью оклеветать невинных Рауля и Одилию. Своего брата, спешившего открыть тебе глаза, она велела убить.
— Какое мне до этого дело! — ответил Каспар д'Эспиншаль, почти обезумевший от страсти, подходя