приблизился к Людовику XIII. Тот взглянул на него, как смотрит человек, только что приговоренный к смерти.

— Вам нелегко меня арестовать, государь, так как у меня под началом двадцать тысяч солдат,— сказал Анри д'Эффиа тихо и кротко.

— Увы, Сен-Мар, ты ли натворил все это?— спросил Людовик горестно.

— Да, государь, и я сам приношу вам свою шпагу, ибо вы, вероятно, только что предали меня,— сказал он, отстегивая шпагу и кладя ее у ног короля, который молча потупился.

Сен-Мар улыбнулся грустно, но без всякой горечи, ибо уже не принадлежал к этому миру. Затем он презрительно взглянул на Ришелье.

— Я сдаюсь, потому что хочу умереть,— молвил он,— но я не побежден.

Кардинал в ярости сжал кулаки, однако сдержался.

— Кто ваши сообщники? — спросил он.

Сен-Мар пристально посмотрел на Людовика XIII и приоткрыл рот, собираясь заговорить… Король опустил голову и испытал в это мгновение нечеловеческую муку.

— У меня их нет,— проговорил наконец Сен-Мар, сжалившись над королем.

И вышел из комнаты.

Он остановился в первой же галерее, где все дворяне и Фабер в том числе встали при его появлении. Он прямо направился к Фаберу и сказал:

— Сударь, прикажите этим господам арестовать меня.

Те переглянулись, не смея приблизиться к нему.

— Да, сударь, я ваш пленник… да, господа, я отдал свою шпагу, и, повторяю, я пленник короля.

— Глазам своим не верю! — воскликнул генерал.— Вы двое просите арестовать вас, а между тем я не получал приказа об аресте.

— Двое?— переспросил Сен-Мар. — Конечно, это господин де Ту; увы, я узнаю его по проявленному самоотвержению!

— А разве я не разгадал тебя?— воскликнул де Ту, выступая вперед и бросаясь в его объятия.

Глава XXV

УЗНИКИ

И я в своей душе увидел жребий брата.

Пишаль. «Леониды»

Умереть! Когда молод еще и силен!

Когда я даже стрел не растратил пернатых,

Не успел отомстить, уничтожить проклятых

Палачей, растоптавших закон!

Андре Шенье

Среди старинных замков, которые Франция теряет, к сожалению, с каждым годом, словно драгоценные камни своей короны, существовала на левом берегу Соны мрачная, неприступная крепость. Как грозный страж, стояла она у ворот Лиона, название же свое заимствовала от огромной пирамидальной скалы Пьер-Ансиз, склоненная вершина которой нависала над дорогой и рекой и смыкалась, по преданию, со скалами противоположного берега, образуя нечто вроде естественной арки; но время, вода и рука человека все уничтожили, оставив лишь нагромождение гранитных глыб, послуживших основанием этому замку, ныне тоже разрушенному. Лионские архиепископы, бывшие также мирскими владыками города, выстроили его некогда для себя, и он долгие годы служил их резиденцией; затем замок превратили в крепость, а при Людовике XIII он стал государственной тюрьмой. Над этим сооружением господствовала одна-единственная гигантская башня с тремя узкими бойницами, а вокруг него теснилось несколько причудливых зданий, толстые стены которых соответствовали контурам высокой отвесной скалы.

Здесь-то кардинал Ришелье, который ревниво охранял попавшую в его руки добычу, и пожелал заточить своих молодых врагов. Предоставив Людовику первому въехать в Париж, он вывез их из Нарбонна и, влача за собой, как трофей новой победы, пересел на корабль в Тарасконе, неподалеку от устья Роны, словно для того, чтобы продлить сладость мести, которую люди посмели назвать радостью богов; выставляя напоказ перед жителями обоих берегов свое великолепие и свою ненависть, он медленно плыл вверх по течению на двух ладьях с золочеными веслами, украшенных его гербом, сам он находился в первой ладье, а за ней тащилась на длинной цепи вторая с двумя его жертвами.

Часто по вечерам, когда спадала жара, на обеих ладьях убирали брезент, и тогда на корме передней можно было видеть Ришелье, который сидел там бледный, изнуренный; в следующей ладье стояли, поддерживая друг друга, двое молодых пленников и спокойно смотрели на быстрое течение реки. Воины Цезаря, некогда расположившиеся лагерем на берегах Роны, подумали бы, что видят перед собой неумолимого перевозчика подземного царства, влачащего за собой неразлучные тени Кастора и Поллукса; но у современников христиан даже не хватало смелости предаться размышлениям и подумать о том, что священнослужитель сам везет на казнь своих врагов: он был для них лишь проезжавшим мимо всесильным министром.

И в самом деле, он проехал мимо, оставив пленников под охраной того самого города, в котором заговорщики собирались его умертвить. Он любил посмеяться над судьбой и водрузить трофей там, где она готовила ему могилу.

Он повелел плыть вверх по течению Роны,— говорится в рукописной газете того времени,— на корабле, где построена была опочивальня, обитая тканью с малиновой бархатной листвой по золотому полю. В комнату сию вела прихожая, столь же богато отделанная; на носу и на корме корабля ехало изрядное число знатных сеньоров, а также гвардейцев в пунцовых плащах, расшитых золотом, серебром и шелком. Его высокопреосвященство покоился на ложе, покрытом пурпурной тафтой. Монсеньер кардинал Биньи и монсеньеры епископы Нантский и Шартрский обретались со множеством аббатов и дворян на других судах. Первым шел фрегат, отыскивающий наиболее удобный фарватер, а за ним следовало другое судно, с аркебузниками и офицерами, их командирами. Прежде нежели подойти к какому-нибудь острову, на оный спускали солдат, чтобы проверить, нет ли там сомнительного люда; и, не найдя такового, солдаты все же оставались на суше и охраняли берега до тех пор, пока мимо не проходили два судна со знатью и воинами:

Затем следовал корабль его высокопреосвященства, таща за собой суденышко с господами де Ту и Сен-Маром под охраной отборных гвардейцев короля и двенадцати гвардейцев его высокопреосвященства. За кораблями плыли три лодки, груженные одеждой и серебряной утварью его высокопреосвященства, с несколькими дворянами и солдатами на борту.

По берегу Роны, в Дофине, шли две роты легкой кавалерии, и столько же кавалеристов ехало по другому берегу реки в Лангедоке и Виваре; в те города, где его высокопреосвященство намеревался отдохнуть или провести ночь, входил отменный полк в пешем строю.

Отрадно было слушать трубы, игравшие в Дофине, ответные звуки труб в Виваре и повторение этих звуков эхом наших скал; мнилось, что природа и та тщится, дабы все вышло как можно лучше.

Глухой сентябрьской ночью 1642 года, когда в неприступной тюремной башне все, казалось, спало, дверь первой комнаты бесшумно отворилась, и на пороге появился человек в коричневой сутане,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату