ликовало, путалось под ногами, лишь вызывая добродушное ворчание, смотрело сейчас угрожающе. Вот-вот набросится, вцепится в глотку, будет рвать в исступлённой больной ярости. В воздухе, как в трансформаторной будке, звенело напряжение. Людей на улицах почти не было. Иногда по когда-то изнурённой дорожными пробками автостраде поспешно, точно убегая от чего-то, проносились машины. В основном, служебные. Метро закрыто. Общественный транспорт стоял парализованный в парках. Мегаполис затаился, прячась от коварного и неумолимого врага.
В столице фиксировали уже случаи неоинфекции (так условились пока называть не поддающееся ни описанию, ни классификации новое заболевание). Распространилась она среди работников лабораторий, куда привозились колбочки с вибрионами ещё в начале катастрофы. К этим очагам присовокупились и другие. Очаги людской паники. В столице то и дело вспыхивали погромы. У кого-то не выдерживали нервы, и моментально всосавшая флюиды безумия толпа принималась искать виноватых. Чтобы к проблеме чудовищной эпидемии не добавилась ещё одна, здесь, как и в зоне, на первый план выходила тяжёлая военная техника. Бунты удавалось погасить. Пока удавалось. Город глухо и злобно рычал, готовый к броску.
Анна всем телом налегла на тяжёлую дверь института общей физики, носящего славное имя своего организатора и первого директора академика А. М. Прохорова. Здесь должны были доподлинно разобраться, какого рода энергию носит в себе доктор медицинских наук Анна Михайловна Синявская. Интерес был не праздный. Едва в Минздраве услышали историю успешного обеззараживания БТРов потоком внутренней энергии, тут же направили коллегу в качестве подопытной свинки к физикам. К тому времени Анна научилась проводить дезинфекцию без побочного термоэффекта, что было гораздо удобнее и безопасней. Срочно требовался прибор, способный культивировать данный вид энергии. Без него бороться с непобедимой инфекцией всё равно, что плевками отгонять смерч. Анна не возражала, понимая – на этом этапе пресечь распространение множащихся, словно на дрожжах, вибрионов важнее даже изобретения препарата, способного излечить болезнь.
Отложив все дела, физики накинулись на источник таинственной энергии с рвением бьющихся за шайбу на чемпионате мира хоккеистов. Следующие две недели Анна курсировала между институтом на Вавилова и другой меккой – институтом физики высоких энергий в Подмосковном Протвино. За это время подготовили бункер, в котором, доктор Синявская должна была заняться разработкой вакцины. До этого привезённые пробы хранились в надёжном сейфе её родной лаборатории. Туда Анна наведывалась дважды в сутки с целью обработать металлический, герметично закрытый шкаф своим загадочным излучением. Больше в лабораторию никто проникнуть не мог. Впрочем, не очень-то и стремились. Непривычная сговорчивость Минздрава, расторопность и даже потакание любым капризам заставили вспомнить Синявскую о ещё одном пророчестве человека с миндалевидными глазами – «если вы появитесь с новостью о наработках в плане эффективного препарата, вам окажут ощутимое содействие». Пока сбывалось всё, о чём он говорил. С одной стороны, это вселяло надежду, ведь сомати заверял, что идея к ней придёт; с другой – вспоминались предостережения о судорожном подглядывании за океаном на ядерную кнопку. Надо было торопиться. К тому же зона разрасталась с неумолимостью саркомы.
Собравшие все данные физики углубились в опыты и вычисления. Синявская поселилась в оборудованном по последнему слову науки и техники бункере и принялась за работу. Очень помогала на первых порах телефонная линия, которая, стоило Анне набрать две цифры, запускала цепенеющий от усердия аппарат всевозможных секретарш, чиновников и засекреченных лиц. Днём и ночью Анна Михайловна лёгким движением руки могла соединиться с любым из министров или тем, чья помощь ей требовалась. Справиться, как у доктора Синявской продвигаются дела позванивал очень вежливый и внимательный президент. Сначала Синявской это льстило. Потом настойчивость первого лица государства стала раздражать. Учащающиеся звонки подсказывали – первое лицо нервничает.
Сильно усложняло работу полное отсутствие лаборантов. Но она сама настояла на этом условии. Неизбежность заражения людей, не обладающих скрытыми резервами её организма, очевидна. Хватит с неё Наркевича, Паршина, Кострицына и ни в чём не повинной Настеньки. Синявская была сама себе подопытный, научный руководитель и лаборант. Работа кипела, бурлила и пенилась по двадцать часов в сутки. Поддерживали только добрые вести от физиков, которые вот-вот должны были привезти ей для испытания некий агрегат, выдающий малоизученное излучение имени Синявской, да звонки подруге Юльке, у которой жил уже второй месяц Василь.
Сегодня Юлька была особенно многословна. На то имелись веские причины. Захлёбываясь и перебивая сама себя, она рассказала, что в одном из районов Москвы зафиксирована вспышка неоинфекции.
– Понимаешь, – частила она – среди заболевших ни одного медика! Я слышала, заразу затащили с каким-то южным продуктом!
– Господи, – Анна почувствовала, как в кончиках пальцев начали стынуть колкие льдинки – сколько погибших?
– Не знаю, ничего не говорят. Алик Торопов, помнишь, тот шустрый корреспондентик рассказывал Петьке, что больных куда-то вывозят. За распространение информации в СМИ… Ну, ты поняла. По всем каналам крутят ролики, как зараза проявляется и телефон, куда звонить, если у кого-то заподозришь эту дрянь! Какая-то охота на ведьм!
– Юлька, это не охота на ведьм, это необходимость.
– Анька, я боюсь, – в трубке заскулило, захлюпало.
– Слушай меня внимательно! Запри двери и окна. Постоянно обрабатывай хлорным раствором всё, до чего дотянешься! И не вздумайте никуда высовывать нос! Не открывайте никому. Поняла?
Чёткие указания подругу приободрили.
– Поняла. А скоро ты там… лекарство-то придумаешь?
С Юлькой Анна дружила со школы. Та была добра и простовата, чем очень умиляла Анну. Именно добросердечной простоты ей так часто не доставало в её привычном окружении. Синявская невольно хмыкнула.
– Скоро, Юлька, скоро. Не отчаивайся! Мои физики уже слепили что-то хитрое. Можно проводить качественную дезинфекцию. Прорвёмся!
– Правда? – на другом конце трубки слышались всхлипы, но уже с оттенком робкой надежды.
– Разве не я самая главная по этому делу? – бодрым голосом приврала Синявская. Она несколько опережала события. «Что-то хитрое» должно быть готово со дня на день, но будет ли оно действовать на живучие вибрионы – вопрос. – А теперь дай мне Васильку, соскучилась, сил нет.
– Сейчас.
В телефоне что-то стукнуло, видимо, уронили трубку на деревянную поверхность. Потом окрепший Юлькин голос огласил эфир командирскими нотками: «Васька! Василь!». «У неё не забалуешь!» – удовлетворённо подумала Анна и улыбнулась. Спустя минуту трубка засопела родным до дрожи детским баском:
– Аллё!
– Васенька, это мама! Здравствуй, родной!
– Ага, – сын был по-мужски немногословен.
– Я так соскучилась по тебе. Как ты там?
– Хорошо. – Вдаваться в подробности Василий никогда не любил.
– Чем ты там занимаешься?
– Играем в лётчиков.
– С Колей? – Конопатый враль Колька был сыном Юлии.
– Ага.
– Не обижает тебя Коля? – Анна хотела выспросить у сына всё, начиная с того, что он ел сегодня на завтрак, и заканчивая вопросами эволюции квантово-механических теорий. Всё равно о чём, лишь бы он говорил. Но сын был непреклонен.
– Ну, ма-а-ам, – проныл он в трубку. Анна поняла, разговор закончен. Василя ждали куда более интересные занятия, чем беседа с матерью-занудой.
– Ладно, – вздохнула Синявская. – Я очень скоро приеду. Целую тебя.
– Ага.
