действенно, чем огнём.
Сложности начинались в тот момент, когда Анна принималась дезинфицировать горячими потоками энергии салоны. Обжигающие лучи плавили пластик, стекло и синтетику. Кабина наполнялась едким дымом, переключатели и кнопки стекали разноцветными слезами. Обезобразив шесть салонов, Синявская всё же умудрилась подобрать необходимый режим. Пластик размяк, но в жидкость не превратился. Пробы, взятые с остывающих после обработки переключателей, вселяли оптимизм. Для облегчения задачи Анна вытащила из броневика ненужные ей предметы, которые требовали дополнительного подбора температурного режима. Салон выглядел ободранным, осиротевшим, зато требовал меньше времени на дезинфекцию, когда это понадобиться при въезде на обитаемую землю.
Припомнив весь свой небогатый опыт вождения старенькой «Тойоты», Синявская худо-бедно постигла, как надо понукать и осаживать брутальное средство передвижения. БТР взбрыкивал, возмущённо ревел, бросался скачками, куда его не просили и, вообще, активно проявлял недовольство относительно наездника женского пола. Потом всё же нехотя смирился, презрительно бухнув напоследок выхлопной трубой: «Баба!».
«Вот я еду на броневике спасать человечество!», – нервно хихикала Синявская, направляя БТР по петляющим просёлкам и вдребезги разбитым дорогам. Ночная чернь, не проколотая нигде ни единым светящимся окном или фарами машин, монотонно докладывала – земля необитаема. Анне иногда казалось, что неизменность пейзажа порождена тем, что броневик застыл на месте и продолжает реветь только с целью ввести её в заблуждение. Но сонный транс довольно быстро рассеивался, как только колёса машины натыкались на бугор или ухали в одну из многочисленных ям. Бронетранспортёр продолжал движение.
Сколько прошло времени с начала этого милитаризированного автопробега, Синявская не знала. Много. Ей казалось, что в какой-то момент она выпала из привычного временного фуникулёра. Ни то заснула, ни то унеслась в свои безрадостные мысли до такой степени, что час превратился в секунду, а минуты и вовсе сошли с ума – то сжимались до микронной доли мгновения, то растягивались в целую жизнь. В любом случае, продолжительность пути по пустынной тьме, в которой не жили люди, говорила, что эпидемия заканчивается, начинается пандемия.
Мелькнувший вдалеке огонёк вывел Анну из состояния полуяви-полубреда и моментально наладил расшалившееся пространство линейного времени. Наверняка это какой-нибудь собрат её «коняги», принадлежащий военным частям, окружающим зону смерти. Раздумывать было некогда. Синявская потушила фары и поспешно выбралась наружу. Если её поймают, как беглянку с заражённых земель, добраться до так необходимых ей лабораторий не удастся. Сейчас надо любыми путями проскользнуть на обжитую территорию и смешаться с людьми. Обдав на прощание БТР лучами дезинфекции, чтобы стражи не подцепили липкую заразу, Синявская бросилась в темноту пролеска.
Прячась от возникающих в поле её зрения фонариков, прилаженных на шлемы «серебристых», Анне удалось пройти километра два. Потом утреннее солнце стало выхватывать поблёскивающие фигуры чуть реже. Синявская пробиралась сквозь залитую свежими розовыми лучами рощу, когда её остановил суровый окрик:
– Стой!
Анна замерла. Позади себя она услышала тяжёлый хруст ветвей. Синявская обернулась. Ничего неожиданного – бесформенный «астронавт» с тёмным стеклом вместо лица, в прорезиненных лапах нацеленный на неё автомат. «Каюк тебе, спасительница человечества!» – подвела итог Анна.
– Доброе утро! – заискивающе пропела она сладким от ужаса голосом.
– Откуда? – рубанул «серебристый» и остановился на почтительном от подозрительной дамочки расстоянии.
– Оттуда, – неопределённо махнула рукой Анна. – Из села я. Грибочки посмотреть вышла.
– Из какого села? – насторожился «астронавт».
– Из… ну, нашего села.
– Ясно, – усмехнулся страж и передёрнул затвор. – Покидать зону карантина строго воспрещается.
– Так я и не… – Синявская лихорадочно думала, что ещё соврать, чтобы «серебристый» отстал и позволил ей самостоятельно отправиться в зону, из которой живым никого не выпускали.
– Идите вперёд, я введу вас в периметр, который вы покинули. – Холодно сказал «серебристый» и вдруг доверительно добавил: – Ты меня за идиота держишь?
– Ни за что я вас не держу! – вдруг взбесилась Синявская. Как объяснить этому солдафону, что, в его руках сейчас, вероятно, тот самый последний шанс для вымирающего вида «человек разумный». В ней что- то вспыхнуло и взорвалось. «Серебристый» вскрикнул, неведомая сила швырнула его назад. Он перекувырнулся в воздухе, раздался треск автомата. Не успев ничего сообразить, Синявская ринулась сквозь кусты подальше от неистово матерящегося охранника.
Лёжа в пахнущем прелостью, мокром от росы овраге, Анна раздумывала. Ясно, что психическая энергия легко трансформируется в механическую. Но, если она может резко оттолкнуть того, кто находится на расстоянии пары десятков метров, значит, она способна просто не подпустить на гораздо большем расстоянии. Гипотезу стоило проверить на практике. Она оглянулась. Единственное живое существо, попавшееся ей на глаза, была гусеница, лениво перекатывающая своё толстое тельце вдоль сочного стебля неизвестного Анне растения. Синявская сконцентрировалась и мысленно легонько толкнула зелёную тварь. Та взмыла в воздух, наверняка сильно удивившись нарушавшемуся ходу событий – сначала бабочка, потом уж полёт. Легче! Анна ослабила напряжение и выдала гусенице едва заметную искру энергии. Гусеница изменила траекторию пути. Было похоже, что она изо всех сил улепётывает от кого-то, но ослабла и поэтому никак не может увеличить КПД своего бегства. «Отлично!» – поздравила себя Синявская. Эксперимент в области энтомологии ей понравился. «А ну-ка, теперь вот так!» – Анна выстроила на пути следования перетрусившего насекомого умозрительную преграду и принялась увлечённо наблюдать. Подопытная подобралась к невидимому препятствию, ткнулась в него и, послушно развернувшись, посеменила в обратную сторону. Работает. После апробации на животных, эксперимент можно было проделать на людях. Тем более, что другого выхода у Синявской всё равно не было.
Методика действовала безотказно. Поставленные заслоны легко преграждали путь «серебряным», перенаправляя их движение в нужную Анне сторону. Идущий прямо на прячущуюся в траве или за деревьями Синявскую человек, стоило возвести перед ним мысленную преграду, сначала замедлял ход, затем останавливался и стоял так какое-то время, словно размышляя. Затем неизменно менял курс следования. Внешне могло показаться, что он просто передумал. Из этого Синявская сделала вывод, что взаимодействие между ней и «астронавтом» происходило без посредничества какой бы то ни было механики. Она склонялась к мысли, что не обошлось здесь без малоизученной пока телепатической связи. Человек всё же не гусеница, ему не обязательно тыкаться физиономией во что-то непролазное. Кто её знает, эту психическую энергию. Иногда разумы людей могут договориться и без механического воздействия. Жаль, что люди не всегда это понимают.
Не прошло и суток, как в прикарантинной зоне появилась незнакомая местным жителям женщина средних лет, облачённая в брезентовый костюм. Когда-то он был стерильным (не зря тащила!), но сейчас производил впечатление, что его хозяйка ползла по-пластунски через леса и поля.
Испуганная девушка на почте смотрела на незнакомку, одетую в потрёпанную и грязную спецовку. Женщина орала в телефонную трубку.
– Да, Синявская! И что, что в эпицентре?! Видите же, живая! Да… Да… Да… Никаких патологических изменений! Аскольд Валерьянович, я что, по-вашему, не способна провести объективный анализ?! Я, между прочим, докторскую степень имею! Что?.. Как видите, не стопроцентная! И это доказывает, что моя наработка…
Женщина выкрикивала в телефон какие-то умные слова, пугала латинскими названиями и требовала вертолёт. Девушка осторожно выглядывала из-за своей стойки и молилась, чтобы незнакомка побыстрее покинула её тихое пристанище, куда в последнее время заглядывали разве что старушки, отправить новогоднюю открытку. Наконец, женщина повесила трубку, удовлетворённо кивнула и, кинув на прощание «спасибо», вышла. Почтовичка облегчённо вздохнула.
Синявская шла по Москве и не узнавала вырастившего и воспитавшего её города. Столица вывернулась наизнанку, и топорщилась теперь какой-то неизвестной, тёмной своей стороной. Словно добрый, вечно вертящий хвостом домашний любимчик внезапно заболел бешенством. Всё что раньше