Обуэн опустил голову.

— Хотел меня усыпить, да, паршивец? А потом позвонить этим дяденькам, и им осталось бы только дождаться, пока я проснусь?

Я влепил ему пару звучных пощечин.

— Вот тебе, для румянца!

Румянец у него действительно появился.

— Ну, давайте, убейте меня! У вас, похоже, этим всегда кончается!

Странное дело: я не испытывал ни малейшего желания отправлять его на тот свет.

— Нет, поганец, живи: ты еще пригодишься хворому человечеству… Сегодня у меня день раздачи подарков!

Тут я резко обернулся: оконное стекло разлетелось вдребезги, и из-за него на меня смотрел автоматный ствол.

Чей-то голос заорал:

— Руки вверх, Капут, или ты мертв!

— От этого я и пытался вас уберечь… — пробормотал докторишка.

— Это ты их предупредил?

— Одними глазами, — признался он.

Всегда одно и то же! От людей помощи не жди. Какое-то время они еще пытаются войти в положение и уже вроде бы готовы тебе подыграть, но нет — не могут устоять перед обаянием легашей.

Я поднял руки, но внезапно схватил врача за плечи и развернул, прикрываясь им от автомата.

— Отпустите врача!

— Хрен вам!

Дверь распахнулась, и в нее ворвался тот высокий полицейский со светлыми усами. Я поднял пушку над плечом доктора и выстрелил. Усач рухнул: я убил его на месте. Крепко прижимая к себе трясущегося врача, я попятился к лестнице… У ее подножия я отпустил парня и ринулся наверх… В три прыжка я очутился на втором этаже. Там начиналась другая, более узкая лестница. Я стал карабкаться по ней.

Третий этаж оказался чердаком. Я вбежал туда и запер за собой дверь на засов.

На этот раз я был загнан, пойман, готов, уже мертв!

Я толкнул за подпорку чердачное окно… Дом дрожал от бешеного галопа. По лестнице валил наверх целый отряд. Один рывок — и я выбрался на черепичную крышу, полуголый и без единого гроша в кармане. Мои миллионы испарились за какие-нибудь несколько часов. Последние доллары остались в той одежде, которую я повесил сушиться у плиты…

Я побежал по черепице, и снизу мне сразу начали слать горячий свинец. Я заскочил за дымоходную трубу…

Крыша соседнего дома была метрах в четырех от края; она располагалась чуть пониже моей. Прыгать было рискованно: не только из-за четырехметрового расстояния, но еще и потому, что скаты той крыши были намного круче.

Я разбежался короткими, быстрыми шагами, но в момент прыжка ржавый карниз просел под моим весом, и я полетел в пустоту.

Я понял: это конец. Полет обещал быть впечатляющим: десять метров свободного падения и приземление на мостовую — это очень помогает от ломоты в суставах.

Но вышло иначе: на улочке ремонтировали канализацию, и по чистой случайности, которую, кроме как чудесной, и назвать-то нельзя, я грохнулся на огромную кучу песка. Удар был жестоким: мне показалось, что мои ноги вогнало в грудь. Однако я быстро обнаружил, что ничего не сломал.

Не теряя время на подсчет своих запчастей, я рванулся вперед, к концу улицы. Мое падение осталось незамеченным, и легавые, скорее всего, решили, что мне удалось перемахнуть через пропасть, потому что я исчез из их поля зрения.

Улочка выходила на пустырь, посреди которого началось строительство отличного многоквартирного дома. Нижние этажи были уже готовы… Странное дело: вокруг не оказалось ни одной живой души. Я вспомнил, что сегодня суббота и у строителей выходной.

Я побежал к дому, надеясь спрятаться там. Но он был плохим убежищем: полицейские мигом заявятся на стройку и прищучат меня здесь. Тем более что человек, бегущий по пустырю в неглиже, не может не привлечь внимания прохожих. А на открытом месте меня заловят еще быстрее…

Задыхаясь, я в отчаянии огляделся по сторонам. И только тогда наконец заметил то, что должно было сразу броситься в глаза: гигантский подъемный кран, возвышавшийся рядом с недостроенной многоэтажкой. И я решил, что кабина крановщика будет надежным укрытием, откуда я смогу (еще бы!) наблюдать за ходом событий.

Поблизости по-прежнему никто не появлялся. Проворно, как обезьяна на пальму, я начал карабкаться по металлическим скобам на башню крана и в два счета достиг круглого люка, ведущего в застекленную кабину.

Стекла были грязные, и все же, вознесясь над всем этим грязным и облезлым поселком, я мог видеть очень далеко. Я встал на колени, чтобы меня не увидели снизу, но на стройке было все так же безлюдно. Со своей высоты я прекрасно видел дом врача. Его сад казался совсем крошечным. Вокруг дома рыскали полицейские, точь-в-точь как молодые охотничьи псы, которых тренируют в парке, нарисовав на траве замысловатые вензеля куском сырого мяса.

На соседних улочках тоже царила суета. В район понаехала куча полицейских фургонов, а на выездах я различил заграждения.

Лучше всего было пересидеть в этом скворечнике всю ночь и весь следующий день. Если к следующей ночи меня не найдут, с наступлением темноты можно будет двигать дальше. До тех пор мне нечего будет жрать, но я об этом не думал: такое испытание было мне по силам.

Ладно, но что потом? Что я смогу предпринять, на что могу надеяться, выходя в город без рубашки и без денег? Мне чудилось, что жизнь начинается сначала, что мать еще раз родила меня на свет, на этот раз калекой, да таким и бросила.

Внезапно мое внимание привлекла машина скорой помощи, въезжающая к врачу во двор. Полицейские в форме достали оттуда двое носилок и пошли в дом пожинать плоды моего труда.

Первым вынесли убитого жандарма, потом — Сказку. Я увидел ее с высоты, хрупкую, лежащую на темном брезенте, и у меня сжалось сердце.

Я качнулся вперед, стоя на коленях на металлическом полу кабины, и ударился лбом о круглые стальные заклепки.

— Сказка, Сказка, — шептал я, — не оставляй меня…

Но я чувствовал, что теперь одинок и всеми проклят…

Я еще долго смотрел, как копошатся на улицах полицейские. Они пришли на пустырь, облазили всю стройку, но ни один не подумал о кране… С точки зрения психологии было совершенно невозможно предположить, чтобы загнанный полуголый человек спрятался здесь, наверху. Эти бравые зуболомы не могли представить, что отчаявшийся беглец полезет по железным скобам на тридцатиметровую высоту…

Мало-помалу в поселке вновь воцарилось спокойствие. Полицейские фургоны разъехались один за другим, и с дорог убрали заслоны. Только на улочках еще виднелись полицейские мундиры. Немало ищеек готовилось провести сегодняшнюю ночь на свежем воздухе, позвонив своим женам, чтобы к ужину не ждали…

С наступлением вечера я почувствовал, что меня сковывает противный холод. Зубы мои стучали… Ночь обещала быть суровой в первую очередь для меня.

Я осмотрел свою кабину. Она была небольшой. Со стороны подъемника располагался ящик с наклонной, как у школьной парты, крышкой. В нем лежали испачканный мазутом синий рабочий комбинезон,