рожу полыхнули паяльной лампой.
— Я всегда подозревал, что у тебя девчачьи замашки, — проговорил я. — Чуть что — сразу царапаться!
Он ничего не ответил и показал мне свою руку. Концы пальцев покраснели от крови, и под ногтями застряли кусочки мяса.
Он вытер руку о мою рубашку, потом внезапно и с поразительной силой замолотил меня в живот. Воздух убежал от меня куда-то далеко-далеко. Я отчаянно хлопал жабрами, но внутрь ничего не засасывалось…
— А что если я тебе яйца отрежу? — предложил он. — А? Давай?
— Каждый мечтает о том, чего у него нет… — выдавил я из себя.
Он сунул руку в карман брюк и достал длинный нож с очень тонким лезвием.
— Если сейчас же не скажешь, где деньги, я тебя вскрою!
— Не надо, я боюсь сквозняков…
Он улыбнулся какой-то странной улыбкой. Потом приложил лезвие к моей рубашке и быстро изобразил на ней какой-то нехитрый узор. Я ничего не почувствовал, однако лоскут рубашки упал на землю, и я увидел, что узор повторился на моей коже, окаймленный красными каплями…
— Зря ты молчишь, Капут: я сегодня в форме и запросто могу разрезать тебя на куски, слышишь, ты?
Я понял, что если не вмешаются остальные, он действительно изуродует меня, как бог черепаху.
— Послушайте, Мейерфельд, — сказал я, — вы не находите, что этот юноша малость переигрывает? По-моему, он просто хочет усыпить вашу бдительность, а потом…
— Ничего! — перебил Мейерфельд. — Если он так и не сможет добиться от вас признания, то потом мы развяжем язык ему!
Я помрачнел. Стимул был действительно неплохой… После такого предупреждения Анджело ничего не оставалось, как идти до конца. Его лицо ожесточилось.
— Слушай, Капут, — сказал он мне. — У меня преимущество над остальными: я знаю, что ты
Он был неглуп.
Его разноцветные глаза пристально смотрели на меня. Они вызывали у меня неприятное чувство, что-то вроде тошноты. Может быть, виной тому было отчасти и зелье, которое он подсыпал мне накануне…
— Я ничего не знаю! — ответил я. — Можешь нарезать меня хоть мелкими дольками — я ничего не скажу, потому что это ты…
Он яростным движением всадил нож мне в бедро. Потом, вместо того чтобы вытащить, начал медленно поворачивать лезвие в ране.
Боль была невыносимой… Остальные не сводили с меня глаз… Мейерфельд, все более и более недовольный, прятался за облаками голубоватого дыма… Лежавший на полу приятель Антуан выкарабкивался из забытья, помогая себе глубокими вздохами…
— Говори! — прошипел Анджело. — Говори, скотина, или я тебе все мясо порву!
Мне казалось, что он проковырял в моем теле целую пещеру. По бедру текла горячая кровь… Щека все пылала…
Глаза Анджело горели первобытным огнем на фоне мертвенно-бледного лица.
— Говори!
Я сжал зубы… И вдруг, сквозь полусомкнутые веки, увидел в проеме двери, выходящей в коридор, первоклассное привидение. Это была Сказка, одетая в ночную рубашку. Она стояла на пороге с кочергой в руке, немая, тихая и бледная… Я прикрыл глаза, чтобы мой взгляд не выдал ее остальным, стоявшим к ней спиной.
— Хорошо, — вздохнул я. — Я… Я скажу.
Это была именно та фраза, которую следовало произнести, чтобы приковать к себе внимание аудитории. Они словно дернулись в судороге и буквально всем своим существом потянулись ко мне.
— Итак? — торжествующе сказал Анджело.
Больше ничего он сказать не успел. Раздался глухой удар: это Сказка обрушила свою кочергу на затылок Сидуана. Она вложила в этот удар все свое мужество, всю волю. Доходяга выронил винтовку и зашатался. Прежде чем остальные успели сообразить, что к чему, Сказка подхватила оружие…
Что меня в этой девушке покоряло, так это ее решимость. Другая бы на ее месте наверняка начала переводить ствол с одного на другого и по-детски кричать «руки вверх»! Эта же, наоборот, сразу открыла огонь… Она начала с самого срочного дела — то есть с Анджело. Он схлопотал первую очередь, которая почти перешибла его пополам. Следующая порция леденцов досталась Мейерфельду. Он рухнул, не выпуская изо рта сигару, и зашаркал ногами по полу. Усатый получил свое уже тогда, когда вытаскивал свой персональный револьвер. Этому досталось крепче всех — она попала ему в голову. Тр-р-р-р! Его рожа мгновенно превратилась в корзину раздавленной клубники.
Тут я увидел, что за спиной Сказки вырос приятель Антуан с бутылкой в руке.
— Сказка, берегись!
Она отскочила в сторону и вскрикнула: бутылка все-таки задела ей плечо.
Я дал Антуану подножку, и он завалился.
— Давай в него! — крикнул я.
Но в карабине больше не было патронов, и затвор издал лишь негромкий дурацкий щелчок.
Я подскочил к пиджаку Анджело, который остался лежать на столе, выудил оттуда автоматический пистолет и разрядил его в Антуана, держа в скованных наручниками руках. Первая пуля прошла мимо, но вторая прошила ему левый глаз: тут уже не требовались ни комментарии, ни лечение.
Да, это была настоящая бойня. На полу, навалившись друг на друга, лежало пять трупов — один окровавленней другого…
Я повернулся к Сказке.
— Можно сказать, что ты появилась вовремя!
— Да, мне тоже так кажется.
Она посмотрела на меня и ахнула:
— Боже мой! Сколько на тебе крови!
Действительно, из второй раны — в боку — бежал целый ручей. Там все еще торчал нож Анджело. Я ухватился за рукоятку и резким движением вытащил лезвие. Кровь полилась сильнее.
— Видно, эта скотина перерезала мне какую-то вену, — проговорил я.
— Подожди!
Она убежала и через две минуты вернулась с аптечным шкафчиком, который сорвала со стены ванной комнаты.
Она быстро осмотрела его содержимое, затем залила мне бок спиртовым раствором, и кровь смешалась с беловатой пеной. Потом она достала марлю, скомкала ее в шарик, приложила к ране и заклеила сверху пластырем.
— Так, — сказала она. — Одеваемся — и поехали отсюда. Боюсь, что эта пальба всю деревню всполошила…
Я тоже не на шутку опасался приезда жандармов.
Сказка освободила меня от наручников, открыв их найденным у усатого ключом, и мы быстро пошли одеваться. Мои раны еще сильно болели, но кровь почти остановилась.
Одевшись, я поспешил к гаражу; Сказка шла за мной.
Я был изрядно огорчен тем, что мой «кадиллак» пришел в негодность. К счастью, во дворе стоял черный «ситроен» полицейских.
— Поехали скорее! — проговорила Сказка, направляясь к нему.
— Минутку, девочка, а деньги?
Она остановилась.
— Деньги?
— А как же? Ты думаешь, я оставлю их здесь на хранение?
