неисправимы, – Гаэтан отодвинулся в тень. Свет от светильников играл на дуле пистолета, направленном Рэдберну в грудь. – Я сожалею о том, что должен сделать.

– Вы думаете, что сможете меня этим напугать?

– Я думаю, что таким образом смогу уничтожить ваше царство.

– Вы меня не напугаете. Кишка тонка, – Рэдберн засмеялся, его смех отдавался эхом в тишине дома. – Если думаете, что я сейчас паду на колени и стану просить прощения, то ошибаетесь.

– Я считаю, что вы должны умереть. Да помилует Господь вашу душу!

Рэдберн запустил руку в карман сюртука. Едва он достал пистолет, как звук выстрела разорвал вечернюю тишину. Звук оглушил Бернарда, и в то же мгновение пуля вошла ему в грудь. От такого удара он свалился с ручки стула. Боль расколола Рэдберна, он почувствовал, что задыхается. Тень вплыла в его поле зрения.

– Очень жаль, Бернард, но вы не оставили мне выбора.

– Я вас за это убью, – Рэдберн жадно глотал воздух. Его рука потянулась за пистолетом.

– Нет, Бернард, не убьете. – Гаэтан наступил ему на руку.

Слезы боли затуманили взор Бернарда Рэдберна. Но он видел, как его противник поднял пистолет с ковра.

– Теперь я вижу, что вам очень больно. – Гаэтан прицелился в голову Рэдберна. Громкий щелчок раздался в воздухе: он взводил курок. – Это прекратит ваши страдания.

– Нет.

– Простите, – прошептал Гаэтан.

Это было последним, что услышал Рэдберн.

На следующее утро Себастьян сидел в библиотеке вместе с Феликсом Данбертоном из Главного уголовного суда и слушал подробный рассказ о том, как его племянника нашли убитым сегодня утром. Феликс, низенький, толстенький человек с взъерошенными темными волосами, был похож на небольшого медведя Данбертон говорил медленно, но обстоятельно. Когда же он окончил свой подробный рассказ Себастьян уже прекрасно представлял себе Рэдберна, лежащего на полу в кабинете Гаэтана.

– Вы говорите, что в него стреляли два раза.

– Да, милорд, – Данбертон открыл маленькую коричневую записную книжку. – Один раз в грудь, а второй раз между глаз. Я думаю, что второй выстрел как раз и прикончил его. Первая пуля попала в легкое, а человек может выжить, если попали в легкое. Рядом с ним мы не нашли пистолета. Несомненно, его взял тот, кто стрелял в вашего племянника два раза. – А у вас есть какая-нибудь идея насчет того, кто хотел видеть вашего племянника мертвым?

За прошедшие несколько дней Себастьян не раз думал о том, чтобы убить Рэдберна. А поскольку он все-таки не расправился с ним, то маркиз подумал, что племянника мог убить один из его врагов.

– Боюсь, что ответа у меня нет. Я не знаком с приятелями Рэдберна, – признался он.

Феликс слегка постучал записной книжкой о подбородок.

– Сейчас молодые люди занимаются всякими безобразиями, – сказал он. – Опиум, карты и еще черт знает что. Трудно сказать, из-за чего ваш племянник поссорился со своим убийцей. Мне удалось узнать, что заведение, которое он основал, когда-то было игорным залом.

Себастьян посчитал, что больше этому человеку рассказывать не следует. Лучше, чтобы его участие в уничтожении заведения Гаэтана осталось неизвестным.

– Мне хотелось бы, чтобы вы дали мне полученную вами записку с указанием места, где находится тело Рэдберна, – попросил маркиз Данбертона.

– Да, она здесь, у меня, – Феликс порылся в кармане своего помятого коричневого сюртука и через мгновение достал кусок бумаги, на котором было что-то написано. – Поддельная записка. Если вы думаете, что опознаете почерк, то это вам вряд ли удастся. Слова напечатаны.

Ночью кто-то оставил похожую записку под дверью дома Эндовера. Бумага и почерк были одинаковыми. Но содержание записок различалось. Записка, вместо того чтобы предоставить Главному уголовному суду информацию о том, где находится тело Бернарда Рэдберна, говорила о судьбе Шарлотты Ашервуд. Бумага была подписана буквой Г. Хотя на ней не было настоящей подписи, никто не сомневался, что обе записки написаны одной и той же рукой. Рэдберна убил Гаэтан.

Данбертон ушел, а Себастьян отправился в гостиную, где были Эмма и его мать.

– Случилось нечто ужасное? – Жаклин прижала руки к груди.

– Бернарда нашли убитым сегодня утром, – Себастьян обнял мать за худые плечи.

Жаклин подняла глаза к небу, шепча молитву. Потом она обратила взор к Себастьяну. Маркиз заметил, что в глазах ее стояли слезы.

– Я могу лишь пожалеть мою дочь. Ибо сын, которого она родила, не стоит ее страданий. Я должна быть с ней, – сказала Жаклин.

– Вы хотите, чтобы мы поехали с вами в Гемпшир? – спросил Себастьян, сжав ее руку.

– Нет, здесь и так много дел. Я оставляю их на тебе, – маркиза взяла Эмму за руку. – Мне жаль, что мой внук причинил вам и вашей семье столько страданий. Я могу лишь молиться о том, чтобы нашли вашу кузину.

– Если кто и найдет ее, так это Себастьян, – печаль была видна в глазах Эммы, хотя сама она улыбалась.