резьбой китайский мост и, остановившись на несколько минут, смотрели вниз на синевато-серые воды протока. При других обстоятельствах – Фрэнсис была почти уверена – она бы наслаждалась окружавшей их красотой, несмотря на отвратительную погоду.

– Фрэнсис, вы верите в судьбу? – спросил ее виконт. Верит ли? Фрэнсис задумалась над ответом.

– Я верю в стечение обстоятельств, – ответила она в конце концов. – Я верю, что порой происходят самые неожиданные вещи, чтобы привлечь наше внимание, и то, как мы поступаем в эти минуты, может повлиять на нашу жизнь и даже полностью изменить ее. Но я не верю, что мы беспомощны перед судьбой, над которой не имеем власти. Если бы это было так, то не было бы смысла в свободе выбора. Мы сами вправе решать, сказать «да» или «нет», сделать что-то или не сделать, пойти в том направлении или в другом.

– Вы верите, что все течение вашей жизни привело вас на ту засыпанную снегом дорогу и что все течение моей жизни привело меня в то же место и в то же самое время? И вы верите, что стечение обстоятельств, как вы это назвали, желало этого? Или что каким-то совершенно невероятным способом мы сделали это сами? И может, это не просто случайное совпадение, что именно вы, а не какая-то другая женщина, оказались там, и что это был я, а не какой-то другой мужчина?

От этого странного, неправдоподобного предположения у Фрэнсис перехватило дыхание. Нежели все в этой жизни может быть настолько... предрешено?

– Вас предупреждали, что пойдет снег, – ответила Фрэнсис, – и вы могли бы никуда не поехать в тот день. Я тоже замечала признаки надвигающегося снегопада, и мне, возможно, хотелось увидеть, что произойдет.

– Совершенно верно. Кто-то из нас или мы оба могли бы обратить внимание на предостережения и предупреждающие знаки, которые, очевидно, остановили всех других путешественников в этом районе. Но никто из нас этого не сделал. Вас не поразило, что мы больше никого не встретили на дороге? Что мы оказались одни в гостинице?

Нет, не поразило. Фрэнсис никогда раньше об этом не задумывалась. В то утро она хотела выехать пораньше, но двоюродные бабушки уговорили ее еще часок провести с ними после завтрака. Если бы она выехала, как намеревалась, то, вероятнее всего, никогда не встретилась бы с Лусиусом.

Она так сожалела, что не выехала раньше!

Правда, сожалела?

Но все- таки что он пытается сказать?

Лусиус снова пошел по дорожке, и Фрэнсис зашагала рядом с ним в ногу. Он не предложил ей руки – он вообще не делал этого с того момента, как они вышли из школы, – и Фрэнсис была благодарна ему за это. Но ей не нужно было касаться Лусиуса, чтобы всем своим существом ощущать его присутствие.

Возможно ли, подумала Фрэнсис, что она не случайно провела с ним ночь, что ее не случайно с непреодолимой силой влечет к нему, что не случайно она не может забыть его и не случайно ее жизнь в последние дни превратилась в настоящую муку? Она и прежде любила. Конечно, она любила Чарлза, но никогда не испытывала ничего подобного.

Они продолжили путь в полном молчании и до сих пор еще никого не встретили с тех пор, как вошли в Сидней-Гарденс. По-видимому, в Бате у всех, кроме них, хватало здравого смысла.

Поднявшись на вершину холма, они снова остановились, чтобы посмотреть вниз на деревья, лужайки и извилистые дорожки. Слева перед ними виднелась беседка под крышей, немного ниже – знаменитый лабиринт, начинавшийся от отеля «Сидней», расположенного рядом с входом в парк, а позади них выстроился ряд качелей, одни из которых поскрипывали на ветру.

Парк, несомненно, был великолепным, и в немалой степени благодаря тому, что располагался среди нетронутой природы, однако, глядя на него, Фрэнсис не испытывала ни радости, ни интереса. Куда этот час приведет их? Он явно вел их в никуда.

Молчание Лусиуса раздражало ее, но Фрэнсис дала себе слово больше не нарушать тишину. Искоса взглянув на него, она увидела, что Лусиус смотрит на нее бездонными глазами.

– Это качели так же сильно манят вас, как и меня? – спросил он, и его слова безгранично удивили Фрэнсис.

Что? На мгновение она мысленно снова вернулась в гостиничную кухню, где они провели первое утро и где за завтраком Лусиус неожиданно вызвал ее на соревнование по лепке снеговиков. И Фрэнсис поняла, что это – да, именно это – стало началом всего, что произошло между ними. Если бы она отказалась...

– Даже еще сильнее, – ответила Фрэнсис и, подобрав подол платья и накидки, зашагала к ближайшему сиденью.

Было просто необходимо разрядить возникшее между ними напряжение, и детские качели подходили для этого как нельзя лучше.

– Вас подтолкнуть? – спросил Лусиус, когда она уселась.

– Конечно, нет. – Фрэнсис оттолкнулась обеими ногами, а потом, вытягивая их вперед и поджимая под сиденье, привела качели в движение, заставляя их взлетать все выше и выше. – Держу пари, я первая достану до неба.

– Ах, вызов. – Лусиус сел на соседние качели. – Неужели вас никогда не учили, что леди не подобает заключать пари?

– Это правило придумали мужчины, потому что боятся проиграть женщинам.

– Ха!

Они раскачивались все выше и выше; веревки уже начали протестующе трещать, а ветер трепал Фрэнсис юбки и поля шляпы и по-настоящему не позволял ей дышать на спусках и подъемах. С каждым взлетом перед Фрэнсис все больше открывался вид на парк внизу, а при каждом стремительном падении вниз она видела ветви деревьев, мелькавшие всего в нескольких футах от нее.

– У-ух! – выкрикнула она на одном из спусков.

– Именно то слово, которое я искал, – прокричал Лусиус, пролетая мимо Фрэнсис в противоположном направлении.

Они оба раскачивались, смеялись и кричали, как пара расшалившихся детей, а потом по молчаливому согласию постепенно почти остановились и сидели рядом, лишь слегка покачиваясь.

– Одно плохо, – сказал Лусиус. – Не было неба, до которого можно достать.

– Как? – Фрэнсис повернулась к нему, широко раскрыв глаза. – Вы его не почувствовали? Это означает, что вы недостаточно раскачались, чтобы коснуться его. А я это сделала и выиграла.

– Вы, Фрэнсис Аллард, бессовестно лжете.

Он раньше уже говорил эти же самые слова, и тот случай с пугающей ясностью всплыл у нее в памяти.

Они лежали в постели, и она только что сказала ему, что ей не холодно, а он ответил, что очень жаль, так как мог бы предложить согреть ее. Тогда она сказала: «Я замерзла».

«Вы бессовестно лжете, сударыня, – заметил он ей, – но мне это нравится. Итак, мне нужно придумать какой-то способ согреть вас...»

«Что я здесь делаю? – внезапно поразилась Фрэнсис. – Почему я снова это делаю – шалю с ним, спорю с ним, смеюсь с ним?»

Казалось, всего несколько минут назад она старалась, чтобы Райнон Джонс почувствовала мелодию, выводимую правой рукой, и позволила ей подняться выше аккомпанемента левой руки.

– Фрэнсис... – начал Лусиус.

Но как раз в этот момент огромная капля воды упала ей на щеку, и Фрэнсис увидела еще несколько темных следов на своей накидке. Виконт вытянул руку ладонью вверх, и они оба посмотрели на небо.

– Проклятие! – выругался он. – Похоже, пойдет дождь, а вы не взяли зонтик, хотя я советовал вам это сделать. Нужно добежать до беседки.

Не спрашивая у Фрэнсис разрешения, Лусиус взял ее за руку, и через секунду они уже бежали кратчайшей дорогой вниз с холма к беседке, пока небеса красноречиво сообщали, что в любую минуту могут по-настоящему разверзнуться. К тому времени, когда Фрэнсис и Лусиус добрались до укрытия, они оба едва дышали и опять смеялись.