– нет! Я никогда и никому не завидовал. Мои величайшие изобретения еще впереди! Вы видели мой корабль, который передвигается силой пара?
– Ему уже десять лет, – усмехнулся Хирон.
– Вы видели моих гребцов и воинов? Одинаковых, как горошинки в стручке!
– Твоих деревянных людей знает весь мир. Видно, плохи твои дела, наш друг, если ты ищешь оправданий в своем же вчерашнем дне.
– Справедливый суд свершился, – сказал Дедал, видно, имея в виду Талоса, потому что кентавр Фол на это ответил:
– Твоя прекрасная сестра Поликаста покончила с собой.
– Это ее воля и признание вины, – жестоко ответил Дедал. – Я теперь тоже хочу задать вам вопрос, друзья. Ведь не зря же я терпел все обвинения, которые вы мне бросали в лицо, какими бы нелепыми они ни были. Но скажите мне, к чему весь этот разговор? Разве дело только в обвинениях прошлых лет?
– Мы не обвиняем тебя. Мы не суд, иначе бы ты сюда не пришел, – сказал Хирон. – Но мы – люди, которые хотят понять смысл и связь вещей в природе и причины человеческих поступков. Мы не стали бы разговаривать об этом с ничтожным рабом или толстым чиновником. Мы хотим понять, совместимы ли гений и злодейство…
«Странно, я где-то уже слышала эту фразу, – подумала Кора. – Я ее даже отлично знаю. Я знаю ответ: «Гений и злодейство несовместимы!» Кто же сказал это? Гегель? Дарвин? Эйнштейн?»
– Он сам упал с крыши храма, – сказал Дедал, как бы подводя итог дискуссии.
– Можно ли поговорить с тобой, – спросил тогда Фол, – о другой женщине?
– О ком?
– О Пасифае?
– Нет! – отрезал Дедал. – Нет, нет и еще раз нет! Я покидаю ваш дом.
– Неужели ты так испугался?
– Срок давности миновал!
– У нас другие сроки, Дедал.
– Передо мной была поставлена инженерная задача, – сказал Дедал. – Мне был брошен вызов. И я принял его.
– Так это был инженерный вызов?
– Да! Именно так.
– А Лабиринт? Тоже инженерное задание?
– Сделав первый шаг, я был принужден ко второму.
– То есть, по-твоему, эти твои конструкции сопоставимы?! – спросил Хирон.
– Да! – Дедал поднял сжатый кулачок. Тут кентавры начали хохотать и ржать, как жеребцы, так что сбежались домочадцы Фола и пришлось гнать их, потому что объяснить причину смеха кентавры не могли ни женщинам, ни детям. И лишь Коре удалось уговорить Хирона рассказать, над чем они смеялись, и тот, несколько смущаясь, поведал ей о критском подвиге Дедала, причем последний вовсе не был смущен, а даже подавал реплики и был собой доволен, ибо: «Для гения нет задач мелких и неблагодарных. Для него любая задача – одинаковый вызов!»
– На острове Крит был белый бык, – сказал кентавр, – говорят, с точки зрения бычьей красоты он был совершенен.
Фол фыркнул.
– Ну как, например, можно считать Фола образцом конской красоты? – заметил Хирон, и его друг густо покраснел. Неловко, когда тебя сравнивают с конем в присутствии красивой дамы. – Это был бык Посейдона – я уж, честно говоря, не помню, почему он там оказался… – Оба его друга кинулись было объяснять происхождение белого быка, но Хирон поднял руку, останавливая их. – Важно лишь то, – продолжал он, – что супруга царя Миноса, которую зовут Пасифаей, женщина невероятной прелести, и притом любвеобильна так, что… – Пока Хирон искал сравнение, сам Дедал докончил его мысль:
– Что готова переспать с пнем!
– Ну вот как грубо! – сказал Хирон, но в принципе он был согласен с Дедалом. – Дама она уже солидная, в летах…
– Чепуха! – закричал Дедал. – Это было десять лет назад! Какие могут быть лета?
– Ну, дама она все равно солидная, с пышными формами, родившая Андрогея, из-за которого Крит поссорился с Афинами, а также девочек Ариадну и Федру. И вот эта мать семейства воспылала страстью к белому быку! – Хирон замолчал, как бы подыскивая наиболее приличные слова для последующего рассказа, а Дедал вмешался в паузу, заявив:
– Да ты говори как есть, не стесняйся. Наша подруга знает, какая птица приносит детей.
Дедал Коре совсем не нравился. Она привыкла к тому, что в учебниках, книгах и фильмах все великие ученые, изобретатели и поэты – обязательно милейшие, мудрейшие и бескорыстные люди. И если поэт Пушкин влюбляется в какую-нибудь Керн или Воронцову, то делает это только для того, чтобы подарить ей букет цветов, воспылать вдохновением и заодно порадовать мужа своей музы… Конечно, это он придумал! Конечно, он: «Гений и злодейство несовместимы!» Правда, имел он в виду не Дедала, а Моцарта.
– Хорошо, – согласился кентавр. – Я буду придерживаться безжалостных фактов.
– Почему безжалостных? – удивился Дедал. – Любовь зла – полюбишь и кентавра! Разве вы не слышали такой поговорки?