сына.
– Каким еще археологом! – зарычал Ржевский.
Ниночка впорхнула в комнату, замерла на пороге, сжимая испуганными пальчиками пакет с ягодами – темно-красные пятна проявлялись на бумаге.
– Я уезжаю в экспедицию. Через две недели, – сказал Иван. – Осенью вернусь.
– Ты с ума сошел! Кто тебя пустит?
– Профессор Володин не возражает. Он даже обрадовался. Утверждает, что свежий воздух и пыль раскопов – лучшее лекарство для гомункулусов, – сказал Иван. Он сейчас был куда сильнее отца и пользовался этой силой.
– Мог бы мне сказать раньше, – произнес Ржевский.
– У нас еще две недели. Завтра принеси мне новые журналы. Я еще ничего не решил. Мне не хочется ошибаться.
– Ладно, – сказал отец, – я пошел.
Он обернулся к Дубову.
– Паш, – сказал он, – зайди потом ко мне, хочешь домой, хочешь в институт.
– Конечно, – сказал Дубов. – Нам столько есть чего вспомнить... А хочешь, я сейчас с тобой пойду? Я тебя провожу.
– Отец, – сказал вслед Ржевскому Иван, – Катя не собиралась приехать?
– С чего ты решил? – пришел черед Ржевского взять реванш.
– Так просто подумал...
– Я послал ей телеграмму, – сказал Ржевский. – Если она согласится переехать в Москву...
– Иди, – сказал Иван. – Иди, перечитывай Лизины письма. А ты, Нина, положи наконец пакет на стол, блузку испачкаешь.
