машинописной редакции романа 1938 года, резко отличающийся от более ранних рукописных редакций и последнего варианта. Вот этот текст:

« – Ну что же, обратился к нему Воланд с высоты своего коня, – все счета оплачены? Прощание совершилось?

– Да, совершилось, – ответил мастер и, успокоившись, поглядел в лицо Воланду прямо и смело.

Тут вдалеке за городом возникла тёмная точка и стала приближаться с невыносимой быстротой. Два-три мгновения, точка эта сверкнула, начала разрастаться. Явственно послышалось, что всхлипывает и ворчит воздух.

– Эге-ге, – сказал Коровьев, – это, по-видимому, нам хотят намекнуть, что мы излишне задержались здесь. А не разрешите ли мне, мессир, свистнуть ещё раз?

– Нет, – ответил Воланд, – не разрешаю. – Он поднял голову, всмотрелся в разрастающуюся с волшебной быстротою точку и добавил: – У него мужественное лицо, он правильно делает своё дело (выделено мною. – В.Л.), и вообще всё кончено здесь. Нам пора!»

Кстати, этот отрывок текста не был изменён или изъят автором и при доработке последней редакции, поэтому остаётся загадкой, кто же вместо Булгакова написал концовку этой главы при издании романа в шестидесятые годы.

Кони рвались… – В следующей рукописной редакции начало главы уже близко к последней редакции.

«Боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотом, как загадочны леса.

Кто много страдал, кто летал над этой землёй, кто бремя нёс на себе, тот это знает».

Я никогда ничего не видел. Я провёл свою жизнь заключённым. Я слеп и нищ. – Сравним с фразой из письма Булгакова к Сталину от 30 мая 1931 года: «…мне закрыт горизонт, у меня отнята высшая писательская школа, я лишён возможности решить для себя громадные вопросы. Привита психология заключённого».

…над гигантским городом. – Возможно, это Париж – город, в который Булгаков стремился много лет, а в 1934 году цель была совсем близка… Писатель приводит весьма характерную деталь – «прямые, как стрелы, бульвары». На одном из таких бульваров жил его брат – Николай Афанасьевич.

…после рязанских страданий… – Сначала в тексте было «ваших страданий». Но затем Булгаков зачеркнул слово «ваших» и надписал сверху «рязанских». Поэтому весьма сомнительным представляется комментарий Л.М. Яновской к этой коровьевской фразе. Она пишет: «В мае того же 1934 года был арестован и выслан в Чердынь, а потом в Воронеж Осип Мандельштам, сосед Булгакова по дому в Нащокинском переулке. Может быть, «Рязань» – здесь псевдоним мандельштамова Воронежа?» (Октябрь, 1991, №5, с. 185). Булгаков, естественно, остро переживал повальные писательские аресты, но в данном случае «рязанские страдания» – образное и ироническое выражение, символизирующее его собственные страдания.

– А здесь вы не собираетесь быть?.. – В своё время навестим. – Весьма многозначительный вопрос и не менее интересный ответ. Возможно, по мысли писателя, отлично понимавшего ту зловещую роль, которую сыграли внешние силы в подготовке и осуществлении «социальной революции» в России, возмездие наступит и для них.

Тут последовало преображение… – Булгаков постоянно искал более точные штрихи к изображению Воланда и его спутников в их подлинном обличье. Вот как это сделано писателем в следующей рукописной редакции:

«Когда же из-за края леса под ногами её начала выходить полная луна, обманы исчезли, свалились в болота, утонула в туманах мишурная колдовская одежда.

Тот, кто был Коровьевым-Фаготом, самозваным переводчиком таинственного и не нуждающегося в переводах иностранца, теперь не был бы узнан никем из тех, с кем, на беду их, он встречался в Москве.

По левую руку от Маргариты скакал, звеня золотой цепью, тёмный рыцарь с мрачным лицом. Он упёрся подбородком в грудь, он не глядел на луну, он думал о чём-то, летя за своим повелителем, он, вовсе не склонный к шуткам, в своём настоящем виде, он – ангел бездны, тёмный Абадонна.

Ночь оторвала пушистый хвост у Бегемота, содрала с него шерсть, расшвыряла её в клочья. Тот, кто был котом, потешавшим мессира, оказался худеньким юношей, демоном-пажем, летящим, подставив своё лицо луне.

Азазелло летел, блистая сталью доспехов. Луна изменила и его лицо. Исчез бесследно нелепый, безобразный клык, кривоглазие оказалось фальшивым. Летел Азазелло – демон безводной пустыни, демон- убийца.

Геллу ночь закутала в плащ так, что ничего не было видно, кроме белой кисти, державшей повод. Гелла летела, как ночь, улетавшая в ночь.

Себя Маргарита не могла увидеть, но она хорошо видела, что сильнее всех изменился мастер.

Волосы его, забранные в косу, покрывала треугольная шляпа. Маргарита видела, как сверкали стремена, когда по ним пробегал встречный лунный луч, и звёздочки шпор на ботфортах. Подобно юноше- демону, мастер летел, не сводя глаз с луны, улыбался ей, что-то бормотал.

Впереди кавалькады скакал Воланд, принявший своё настоящее обличье. Повод его коня был сделан из лунных цепей, конь его был глыбой мрака, грива тучей, шпоры звёздами».

Кстати, только в этой редакции в данном месте текста присутствует Гелла. В последующих редакциях её нет, она «исчезла»! Елена Сергеевна полагала, что Булгаков при перепечатке романа в 1938 году «забыл» Геллу. Едва ли это объяснение правильно. Очевидно, Булгаков предусмотрел её место в дальнейших сюжетных вариантах, но не успел это сделать.

– Велено унести вас… – В данной редакции романа явно просматривается стремление автора подчинить «царство тьмы» «царству света».