– Должно быть, он обошелся в копеечку?

– Обременительная жертва… Прошу вас в гостиную.

Он широко раскрыл дверь. Она вошла и тотчас увидела фотографию на круглом столике.

– Черт возьми, – воскликнула она, – Фабиана! Везде она тут как тут!

– Вы ее знаете?

– Знаю ли я ее… О! Да, к несчастью.

– Присядьте и расскажите мне о ней.

Она поддернула юбку, чтобы не помять, и осторожно уселась на диван.

– Не говорите мне, что вы не в курсе дела.

– В курсе чего?

– Вероника никогда не рассказывала вам о нашей ссоре?

– Она избегала этой темы.

– И хорошо делала. Вы знаете, что Веронику вырастила я. Мама всегда болела. Она умерла в санатории, а я посвятила себя малышке, она ведь на 13 лет моложе меня, и я ее считала почти своей дочерью. Не могу сказать, что это было просто. Вероника была трудным ребенком, но мы, вроде, понимали друг друга. Вдруг возникла эта Фабиана. Вероника просто влюбилась в нее… Нет, я не думаю ничего такого! Вероника совершенно нормальная женщина. Я просто хочу сказать, что она боготворила Фабиану. К несчастью, эта девица была при деньгах, а нам их всегда не хватало… Я работала, месье.

Она вынула платок и, зажав его в руке, трогательно изобразила страдание.

– И долго они встречались?

– Годы! Вы не представляете себе, что это было, Рауль! Извините, я снова вас так назвала, месье… Я теряю голову, когда думаю об этом. Если Фабиана покупает браслет, то Веронике необходим такой же. Фабиане нравится книга, Веронике подавай такую же. Меня отправляли на прогулку, когда они встречались, я им не подходила. Фабиана приглашала Веронику на вечеринки… Вероники постоянно не было дома. Она возвращалась, когда хотела. Так она познакомилась со своим первым мужем, Шарлем Эйнолем, который был кем-то вроде мелкого дворянина. Он был намного старше и занялся ее воспитани– ем Половину же времени он проводил в Америке.

– В Америке?

– Да, в Америке. Самолет для него, что для меня такси, к тому же я такси никогда не пользуюсь, очень дорого. Мне обо всем рассказывала Вероника, конечно, чтобы подразнить меня. „Чарли сейчас в Нью- Йорке', – сообщала она, – они обе были помешаны на нем. „Чарли там, Чарли здесь. Чарли продал „Мятный крем'… Чарли купил „Ночную красавицу'… Похоже, что это были имена лошадей. Вы играете Рауль?

– Нет, никогда.

– Вы благоразумны.

– И он был состоятелен, этот Эйноль?

– Поди узнай. Чтобы зарабатывать деньги подобным ремеслом, нужно, на мой взгляд, не иметь чести, только и всего.

– А Фабиана была замужем?

– На моей памяти нет. Но мне рассказывали только то, что считали нужным. Мне намекали, что он и она… вы понимаете? Для того, чтобы разойтись, необходим был некий предлог… Развели их быстро.

– Но как понять… две подруги, выходит поссорились? Так?

– А! Я тоже сколько раз задавалась этим вопросом. Может, и лучше, что мы с вами так несовременны, Рауль.

Она улыбнулась, довольная, что заронила червь сомнения в Дюваля, и спокойно добавила.

– Когда я поняла, что Вероника во мне не нуждается, я изменила свою жизнь. У меня было на это право, не так ли? Я вышла замуж за хорошего парня и перестала видеться с сестрой. Со своей стороны она тоже ничего не сделала, чтобы удержать меня. Между нами, вы счастливы с ней?… Не совсем, не так ли? Она такая эгоистка! К тому же между вами остается Фабиана.

Она впилась в Дюваля черными глазами, в которых, как головешка, тлела злость.

– Она не заставит себя долго ждать. Правда, вас нелегко найти, но она такая пройдоха. Считайте, что вам повезло, если она не омрачит вашего существования. Правда, калека…

Она сухо рассмеялась.

– У нее теперь нет охоты кому-то подражать.

И голосом, полным меланхолии, добавила:

– Я все же жалею ее, бедняжку.

– Что я не очень понимаю, так это то, чем эта Фабиана так привлекла и действовала на Веронику.

– Вы же мужчина. Вы думаете о дружбе, товариществе… А будь вы женщина, то поняли бы, что это все несчастное соперничество. Для Вероники Фабиана была эталоном.

– Допустим, она переняла ее вкусы.

– Вкусы! Вы смешите меня! Не только вкусы, но манеру одеваться, говорить, курить. Это было смешно, глупо, но тем не менее это так. Стала вроде двойника. Все наши ссоры были только из-за этого. Наконец,