– Я горжусь вами. Разрешите? – протянул я руку.
Старик взглянул на меня и сейчас же отвернулся. И в глазах его была не ненависть, даже не отвращение, а скорее всего брезгливость.
Рука моя упала. Что-то обожгло сердце, точно огнем. Вжав голову в плечи и стараясь не смотреть в лица прохожих, я быстро зашагал своей дорогой.
Вечером я встретился с Костей и передал ему для Наперстка радиограмму за подписью Перебежчика. В ней было сказано:
'В ночь с восьмого на девятое вывозятся для выброски на нашу территорию завербованные мною и обученные гауптманом Штульдреером «агенты» абвера: Чекунов Василий Тарасович, кличка Кипарис, Огарков Петр Данилович, кличка Реванш, и Криволапое Александр Федорович, кличка Проходящий. Общий пароль: 'Дело идет к весне'. Приземление намечено на отрезке желпути Плавск-Чернь между часом и двумя ночи. Желательно встретить'.
А Костя передал радиограмму, адресованную Андрею:
'Первое: Освобождение Солдата от руководства группой и ваше назначение одобряем.
Второе: Поздравляем Перебежчика, Цыгана, Костю, Усатого и Наперстка с награждением орденом Отечественной войны второй степени. Аристократ награжден посмертно.
Третье: Розыск оберштурмбаннфюрера Себастьяна Андреаса прекратите. Он был Is Энске в декабре прошлого года пролетом и сейчас находится в Берлине. О выезде его в Энск уведомим'.
20. Архив приказал долго жить
Неспроста я согласился идти с Костей на операцию. Это было необходимо мне как разведчику, как участнику боевого подполья. Демьян сказал мне однажды: 'Чтобы эффективно командовать людьми, надо не только знать, что они делают, но и уметь это делать самому'. Правильная мысль.
План налета на дом с архивами вызревал долго. Все это время объект находился в фокусе нашего внимания Мы тщательно готовились, стараясь не упустить ни одной детали, которая могла бы потом помешать нам. И вот подошел срок. Он пал на семнадцатое февраля. Эх, если бы у меня осталась хоть одна из тех замечательных «зажигалок»! Как бы это облегчило нашу работу… Но, увы, последние я отдал под Новый год Трофиму Герасимовичу. В нашем распоряжении был только бензин – три фляги бензина. Бензин, конечно, тоже горит, но это не то… Далеко не то.
Погода изменилась. Температура поднялась почти до нуля. Дороги развезло, точно весной.
Вечером, без нескольких минут одиннадцать, я выбрался на Административную улицу – параллельную Восточной. Засел в развалинах четырехэтажного жилого дома, разрушенного бомбой. Здесь мы договорились встретиться с Костей.
Город спал. С неба сыпались снег и дождь. Было сыро, слякотно и холодно.
В одиннадцать Костя не пришел – подобного с ним никогда не случалось. Я высунул голову, В провале улицы маячила беленькая точка. Иногда она становилась ярче, потом меркла и наконец исчезла. Кто-то курил. Возможно, Костя. Напрягая до боли зрение, я всматривался в темноту. Послышалось шлепанье сапог. Звуки приближались. По тротуару, в каких-нибудь десяти шагах от меня, прошли люди. Я услышал немецкую речь. Патруль!
Не успели затихнуть шаги, как рядом со мной возник Костя. Будто из-под земли выскочил.
– Видели? – тихо спросил он. – Четыре эсэсовские морды сразу. Чуть не напоролся, пришлось дать задний ход. А погодка, а? Заляпаемся как черти.
В этом был весь Костя. Идя на трудное, опасное, связанное с риском для жизни дело, он мог говорить самое обыденное. Неужели важно: забрызгаемся мы или нет?
– Хлопцы где? – спросил я.
– На постах. Все в порядке.
Речь шла о двух ребятах из группы Кости. Они должны были дежурить неподалеку от дома и в случае опасности предупредить нас.
Костя присел на корточки у моих ног и полез за пазуху.
– Спички достал, – сказал он. – Непочатую коробку. На службе спер.
Спички составляли на оккупированной территории острый дефицит. Мы пользовались зажигалками.
– Пошли! – предложил я.
Мы выбрались на узенький тротуар. Осмотрелись. Ни души. С восточной окраины города доносились какие-то непонятные звуки. Будто бросали с машины на землю полосовое железо. Идти по улице было рискованно, да и не входило в наши планы. Маршрут пролегал дворами. Мы свернули в калитку, миновали один двор, второй, третий, попали в четвертый. Он был не огорожен: забор ушел на топку. Дом стоял на пустыре. Вслед за Костей я обогнул его и наткнулся на кирпичную стену. Ее не обойдешь: она срослась с соседним домом. Пришлось взобраться на нее и идти по гребню. Стена вывела нас на сарай, крытый черепицей. Тут мы поползли на четвереньках, хватаясь за черепицу руками. Вот и край. Отсюда виден тот самый двор, который позволял нам подойти к цели.
Просматривался также кусок Восточной улицы и часть двора, где стоял дом с архивами. Нам надо было спуститься, и спуститься бесшумно. Но как это сделать? Ни лестницы, ни столба рядом. Пришлось прыгать.
Уже на земле я примерился к высоте сарая. До крыши рука моя не дотягивалась. А ведь на обратном пути придется снова взбираться наверх. И у меня мелькнула мысль, которой я поделился с Костей: он станет мне на плечи, влезет на крышу и подаст руку. Потом с его помощью поднимусь я.
Костя согласно кивнул, поправил поясной ремень, засунул за него полы шинели и снова зашагал впереди меня.
Спокойствию Кости я всегда завидовал. Он отправлялся на боевое дело, словно на службу. Каждое движение его было обдумано, выверено, рассчитано.
