Конечно, с Редмондом или Дэпни намного безопасней. Она может детально предсказать свое будущее в браке с тем или другим. Но слово «безопасный» в последнее время сделалось для нее гораздо менее привлекательным. И она начала пополнять свой словарь новыми словами – такими как «сюрприз», «удивление» или «романтика».

– Так ты хочешь увидеть картины? – спросил Коннолл, приблизившись к ней, чтобы погладить Электру за ушами.

Котенок замурлыкал; поскольку Коннолл находился совсем рядом с ней, у нее было такое ощущение, будто она испытывает то же, что и Электра. Как много могут изменить восемь дней!

– Боже мой! – проговорила Эванджелина, становясь на колени, чтобы лучше рассмотреть находящуюся перед ней картину. – Ведь это Рембрандт, не так ли?

– У тебя хороший глаз.

Многие другие картины она не могла определить, хотя все они имели одну общую черту: были великолепны.

– Коннолл, сколько тебе это стоило? Он присел рядом с ней.

– Чуть более сорока тысяч фунтов, – сказал он деловым тоном. – Если бы я мог провезти их законными каналами, и за мной по пятам не шли исполнители воли Бонапарта, вероятно, они обошлись бы дешевле, но я уже был свидетелем того, как некоторые из них погибли. Я не хотел рисковать.

– Знаешь, некоторые мужчины могли бы заманивать наивных молодых леди домой, заявляя о том, что у них есть одна-две картины.

Коннолл хмыкнул:

– Да, но я бы говорил правду. – Он протянул руку, чтобы убрать ей за ухо прядь волос.

По телу у нее снова пробежала трепетная волна.

– А где слуги?

– Отправлены на день отдохнуть.

– Ты был так уверен, что я приду сюда к тебе?

Коннолл нагнулся, чтобы нежно ее поцеловать. Эванджелина выпустила Электру, чтобы обнять Коннолла за шею. Вопрос, будет ли он тем самым мужчиной, который ей нужен, сделался бессмысленным, как только она ощутила его вздох на своих губах.

На них молча смотрела обнаженная Венера в компании голландского пуританина и французской пастушки со своим стадом. Эванджелина улыбнулась. Ее мать упала бы в обморок, если бы узнала, где находится ее дочь и чем она занимается.

– Не перейти ли нам в другое место, где меньше вероятность того, что я попаду ногой в какую-нибудь картину? – пробормотал Коннолл, снова целуя Эванджелину.

– Это кажется разумным.

Он протянул ей руку и помог подняться. Она знала, зачем он привел ее в свой дом, знала, почему она не высказала возражений, когда поняла, куда они направляются, или когда узнала, что он отослал большую часть своих слуг из дома. Что-то было в Коннолле Спенсере Аддисоне, что вдохновило ее на поцелуй уже в первую их встречу, а сейчас влекло к нему с еще большей силой. Создавалось такое впечатление, что они были как-то связаны еще до того, как она узнала о его существовании.

Переплетя свои пальцы с ее, Коннолл повел Эванджелину по длинному коридору туда, где, очевидно, находилась его спальня. Синие, золотистые и коричневые шторы и стены, а также полог над кроватью, как и его картины, которые он выбрал для того, чтобы украсить эту большую комнату, свидетельствовали о хорошем вкусе хозяина. Здесь были развешаны пасторали изумительного качества, и некоторым из них, вероятно, была не одна сотня лет.

– Ну, как? – спросил он, отпуская Эванджелину, чтобы закрыть и запереть дверь.

– Не знаю, – задумчиво ответила она. – Мне нравится эта комната.

Коннолл улыбнулся, глядя в основном на нее, а не на окружающую обстановку.

– Спасибо. Мне приятно видеть тебя в этой комнате. – Он шагнул к ней, взялся за мантилью и стал одну за другой расстегивать пуговицы. – Все становится гораздо интересней, когда рядом ты, Эванджелина.

Пожалуй, это был самый лестный комплимент, который когда-либо говорился в ее адрес. А с учетом того, что его пальцы играли с лифом ее платья, эти слова настолько приподняли ее, что она едва ощущала пол под ногами. Это было странное состояние, потому что во всех других отношениях она отлично чувствовала свое тело, ощущала тепло, излучаемое мужчиной, стоявшим перед ней, равно как и прохладный ветерок, долетавший из полуоткрытого окна.

Эванджелина прильнула к его груди, чтобы снова поцеловать. Они действовали в такой спешке вчера вечером, что ей не представилось возможности потрогать и ощутить его. Сегодня она все сделает так, как ей захочется. И что захочется. Опустив пальцы с его челюсти к горлу, она подергала за хитрый узел галстука и сняла его.

Отбросив галстук в сторону, она поцеловала ему шею, что, по его словам, ему нравилось. Мышцы Коннолла содрогнулись в ответ, и он судорожно втянул в себя воздух. Ободренная такой реакцией, Эванджелина стащила с его плеч сюртук, и он стряхнул его с себя. Затем она принялась за белоснежный жилет.

– Нам некуда торопиться, – проговорил он, спуская рукав ее платья с плеча.

– А я не тороплюсь, – возразила она, стаскивая с него жилет. – Просто я любопытная. Мне интересно. – «И еще возбуждена», – мог бы добавить он, чувствуя, как дрожат ее пальцы.

– Тогда продолжай. Только не порви что-нибудь. Я не хотел бы, потом объясняться с Ходжесом.

Эванджелина выдернула рубашку из брюк и провела ладонью по его груди. Теплая бархатная кожа, со стальными мускулами под ней. Замечательно. Затем до нее дошел смысл его слов.

– Почему тебя беспокоят объяснения? – спросила она. Он пронзил ее взглядом своих голубых глаз.

– Приношу извинения. Я пытался пошутить, – сказал он тихо, наматывая прядь ее волос на палец. – Мы оба знаем, что твоя репутация под угрозой. Но ты должна знать, что у меня нет намерения, куда-то скрываться.

– Ага. Ты имеешь в виду, что если моя репутация будет испорчена, ты останешься рядом, и будешь танцевать со мной, даже если все остальные отвернутся и станут шептаться обо мне?

Он стащил второй ее рукав не слишком осторожно, обнажив обе груди.

– Да, я имею в виду это, Джилли, – сказал он, легонько касаясь кончиками пальцев ее сосков. – Я намерен просить твоей руки независимо от того, останется ли наша сегодняшняя встреча в тайне или же бриллиант каким-то образом поможет журналисту из «Лондон таймс» представить нашу историю на первой странице в завтрашнем номере газеты. Это тебе ясно?

Она ахнула от его прикосновений к соскам.

– Но ты еще не спросил меня, и я ведь еще не решила. Коннолл приподнял ее за талию и посадил на край очень широкой кровати.

– Влечение, – сказал он, снимая через голову свою рубашку, – это не то, о чем говорят. Это то, что чувствуют.

– Ты снова приказываешь мне замолчать?

– Я призываю тебя попробовать представить себе, что это делает Редмонд. – Он встал перед ней на колени, пробежал языком по правой ее груди, делая круги и постепенно сужая их, пока сосок не оказался у него во рту.

Эванджелина снова ахнула, погрузила пальцы в его волосы и выгнула торс навстречу ему. Боже милостивый! Может ли она представить себе, что к ней прикасается Редмонд? В этот момент она даже не могла вспомнить лицо графа. Она видела перед собой только Коннолла, чувствовала его руки, его прикосновения. Да, он обманывал ее, использовал нечестную тактику, чтобы доказать свою точку зрения, но он был настолько хорош в этом. Она застонала, содрогнувшись, когда он переключил внимание на ее левую грудь.

– Или этого щенка Дэпни, – продолжил Коннолл, укладывая ее спиной на кровать и приподнимая ей бедра, чтобы стащить платье. За этим последовали туфли, которые исчезли где-то за его плечами.

Эванджелина приподняла голову, чтобы понаблюдать за тем, как его рот соскользнул с ее грудей и