– Если не возражаешь, я бы хотел сейчас вернуться в Дарлинг-Пойнт, Майк.

– Конечно! Пойдем в дом.

Я пошел следом за ним к лестнице. Он внезапно остановился у первой ступеньки и обернулся.

– Я был не прав по отношению к тебе. Прости, что так получилось, – сказал он угрюмо, – не обижайся на меня, ладно, Дэнни?

– Мы все ошибаемся, – ухмыльнулся я, – никаких обид, Майк!

И тут он совершил роковую ошибку – повернулся ко мне спиной и стал подниматься. Я снял со стены подходящий на вид молоток и ударил его сзади по черепу. Потом отступил в сторону, давая возможность его туше пересчитать несколько ступеней до пола. Я тщательно рассчитал силу удара, чтобы не нанести ему большого вреда. Послушал – дыхание было ровным, и мои пальцы нащупали у него на голове небольшую шишку. «Никаких обид»? Да он что? Считает меня за мазохиста?

Я поднялся по ступенькам и увидел, что дверь открывается внутрь подвала. Места за ней у стены было достаточно, чтобы спрятаться, и она не помешает Чарли, если он начнет спускаться. Я набрал в легкие побольше воздуха и рявкнул:

– Эй, Чарли! Давай спускайся сюда, да поскорее, черт бы тебя побрал!

Чарли был явно не из тех, кто бежит на зов хозяина сломя голову. Прошло секунд пять, прежде чем он появился. Не заметив меня за дверью, он стал неторопливо спускаться. Я высунулся из своего укрытия и, когда он достиг третьей ступеньки, молотком аккуратно врезал ему по затылку. Чарли пересчитал все ступеньки и растянулся поверх туши своего босса. Я не стал зря волноваться и проверять его пульс, потому что Чарли был просто неотесанный болван, который способен бить связанного человека, даже не будучи с этим человеком знаком. Снаружи на двери в подвал были два засова – вверху и внизу, и я мысленно похвалил за предусмотрительность Майка, когда задвигал оба. И потом спокойно начал экскурсию по дому.

Дом был большой, старинный, и, наверное, Майк всадил кучу денег на его переделку и обстановку. Я нашел его кабинет в дальнем конце второго этажа в углу здания. В кабинете главное впечатление производило массивное старинное бюро с убирающейся крышкой, стоявшее на самом виду в углублении окна-фонаря. Я вспомнил про прекрасный вид с утеса и поверил Майку на слово. Стол был заперт, но замок не был препятствием для моего молотка, который я, по счастью, прихватил с собой. Отодрав деревянные дощечки, я вскоре уже копался в содержимом бюро. Пятнадцать минут кропотливой работы – и остался один предмет, достойный внимания. Поясной портрет в рамке. На меня смотрела, улыбаясь, шикарная блондинка в купальнике размера на три меньше, чем следовало. В нижнем углу четкими маленькими буквами шла надпись: «Майку, с любовью. Всегда твоя. Соня».

Я был безмерно удивлен. Вот уж не думал, что люди еще дарят портреты с трогательными надписями. В наши дни в идеальном случае получишь открытку с «наилучшими пожеланиями» с какого-нибудь курорта. Даже модный певец, жаждущий популярности, поленится надписать свою фотографию. Но так или иначе, портрет меня заинтриговал, и я, разбив своим молотком рамку, вытащил фотографию, сложил ее аккуратно в три раза, после чего она поместилась в моем бумажнике. У Майка в одном из углублений бюро оказался прекрасный набор визитных карточек и прочих документов, поэтому я без труда смог назвать адрес, когда вызывал к дому такси.

Пришлось нажать на кнопку звонка три раза, прежде чем дверь опрометчиво приоткрылась дюйма на три и на меня подозрительно уставился один синий глаз.

– Спасайся кто может! Высадился английский десант!

– Дэнни! – Дверь широко распахнулась. – Ты до смерти напугал меня! Позвонить в такое время!

Я вошел в прихожую и взглянул на свои часы. Стрелки показывали двадцать пять минут двенадцатого.

– Ты хочешь сказать, что люди в этом городе начинают закрывать ставни еще до полуночи? – удивился я. – Тогда я потребую свои деньги обратно! Ведь продавая мне билет, они утверждали, что Сидней – просто увеселительный центр Южного полушария!

– Дело в том, – объяснила она виновато, – что, когда живешь одна в таком многоквартирном доме, приходится принимать меры предосторожности. Что касается друзей, они всегда сначала позвонят по телефону и предупредят, если им вздумается нанести визит после девяти вечера.

– Ты хочешь сказать, что я много потерял в общественном мнении, не успев пробыть и двух дней в вашем прекрасном городе? – Я изобразил ужасное волнение. – И теперь при моем появлении люди будут показывать на меня пальцем, а мальчишки бросать в меня камни?

– Если ты не прекратишь кривляться, я сама разобью кирпич о твою голову!

– Не слышала, сколько сейчас градусов?

– Недавно сообщили, что жара еще держится за тридцать.

– Ты имеешь в виду, что стоило температуре упасть всего на несколько паршивых градусов, а ты уже сняла свое бикини?

Соня плотнее запахнула на груди купальный халат, доходивший ей до щиколоток.

– Я только что из душа, если хочешь знать. И какого дьявола тебе понадобилось от меня так поздно?

– Я просто хотел побыть в приятной компании. Может быть, нальешь глоток чего-нибудь? У меня такое впечатление, что я здорово сдал по сравнению с нашей последней встречей. Тогда… О! Какие воспоминания! Ты гордо демонстрировала мне маленькую родинку на прекрасной правой округлости к моему полному и искреннему восхищению. А через несколько часов не пускаешь дальше проклятой прихожей!

– Сегодня вечером с тобой явно что-то приключилось, Дэнни Бойд? Уж не ударили ли тебя по голове тупым предметом или произошло что-то в этом роде?

– У тебя одни безумные предположения на мой счет, – заметил я мрачно.

– Ладно, так и быть. Налью стакан. – Она повернулась и пошла в гостиную. Я последовал за ней.

Покачивание бедер, конечно, зрелище приятное, размышлял я по дороге, но толстая ткань халата лишала его всякого интереса. То ли дело бикини.

– Дэнни, – Соня остановилась и, повернувшись ко мне лицом, закинула голову назад, отбросив за спину золотистые волны волос, – по-моему, я тебя скоро возненавижу!

– Узнать Дэнни Бойда – значит полюбить Дэнни Бойда. – Но на этот раз я почувствовал неуверенность в своем голосе.

– Ворваться ко мне ночью, – продолжала она сердито, – поймать меня именно в тот момент, когда я только что вышла из душа, без косметики на лице, в первом попавшемся халате, который я успела схватить, в старом халате, оставшемся еще со школьных времен! Тебе должно быть стыдно!

– Я скоро раскаюсь, но дай мне немного времени.

– Иди на кухню и налей себе еще выпить, если хочешь, – тон был суровый, – а я пока переоденусь и приведу себя в порядок!

Она вихрем унеслась в спальню и захлопнула за собой дверь. Я побрел на кухню, где, пребывая в глубокой задумчивости, рассеянно сделал два джина-тоника со льдом. Ее замечание о том, что меня ударили по голове, почему-то озадачило. Как она догадалась, что меня били по голове? Впрочем, что это меняет, подумал я, выпил, немного успокоился и налил себе еще. Когда Соня вышла из спальни, я сидел на бывшем белом кожаном диване в гостиной и приканчивал третий джин-тоник.

– Ты отсутствовала так долго, что лед в твоем стакане растаял.

– Как я тебе нравлюсь? – услышал я ее грудной, волнующий голос.

Я поднял глаза и обомлел. Она стояла передо мной в маленьком платьице для девочки-подростка, собравшейся на первый в жизни взрослый бал. Из скромной клетчатой материи в мелкую зеленую и белую клетку, с короткими рукавчиками-фонариками. Вырез от плеча до плеча и пояс, завязанный бантом. Оставалось загадкой, как Соня втиснула в него свои зрелые формы, но зрелище было сногсшибательным – она излучала эротизм и соблазн.

Из выреза выпирала пышная грудь, тонкая ткань тесного лифа не скрывала ни одной детали. Пояс поднялся на несколько дюймов выше талии, а поскольку Соня давно выросла из платьица, подол заканчивался намного выше коленей, и из-под него соблазнительно выглядывали белые шелковые