культурно-религіозныя суев?рія и культурно-религіозный нигилизмъ. Все это, сталкиваясь, порождаетъ могущественный хаосъ, въ который вовлекается личность, вопреки ея вол?, независимо отъ оригинальныхъ и органичныхъ ей стремленій. И она или гибнетъ въ немъ подъ гнетомъ чуждыхъ ей проблемъ или совершаетъ огромную, ей ненужную работу. Сколько неожиданныхъ трагедій встаетъ для личности на этомъ пути трагедій, — порожденныхъ часто лишь случайнымъ вн?шнимъ сожительствомъ съ другими...

Счастье той личности, проблемы которой совпадутъ съ проблемами общежитія. Такъ бываетъ часто съ «талантомъ», превосходящимъ, по в?рному зам?чанію Шопенгауэра, способности, но не понятія толпы. Онъ ум?етъ угадать, сд?лать своимъ то, что незримо ставится на очередь и предложить самостоятельное р?шеніе прежде, ч?мъ косная обывательская мысль сознаетъ необходимость самаго р?шенія. Талантъ получитъ награду. Но геній, стоящій надъ понятіями среды и надъ уровнемъ ея лавръ, остается часто непонятымъ и отторгнутымъ.

4) Еще бол?е мучительной для личности является обязанность для нея руководиться нормами общественной нравственности.

Жизнь и творчество сознающей себя личности опред?ляется нравственнымъ закономъ — не т?ми требованіями морали, о которыхъ говорятъ классы, политическія партіи и государство, a вел?ніями того внутренняго божества, безъ котораго н?тъ челов?ческой природы, и которое возвышаетъ ее надъ вс?мъ остальнымъ органическимъ и неорганическимъ міромъ.

Эти вел?нія, этотъ единственный нравственный законъ заключается въ установленіи полной гармоніи между властными императивами своего «я» и вн?шними поступками, вн?шнимъ поведеніемъ личности.

Всякія попытки модифицировать д?ятельность, жертвуя внутренними императивами, приводятъ къ нарушенію гармоніи, уничтожаютъ единство и ц?льность личныхъ устремленій, колеблятъ равнов?сіе въ нравственной природ? челов?ка и потому являются безнравственными.

Можно говорить о ихъ ц?лесообразности, важности и даже необходимости, но вс? эти соображенія им?ютъ внутреннимъ источникомъ не нравственные интересы отд?льнаго и самостоятельнаго «я», а побужденія среды — партіи, класса, толпы и т. д.

Коллективная психика, конечно, можетъ подчинить и обусловить психику индивидуальную: она можетъ заставить ее пережить во имя общественной ц?лесообразности или даже нравственности такія чувства и настроенія, которыя въ данный моментъ совпадаютъ съ настроеніями и чувствами автономной личности. Но коллективная психика есть н?что лежащее вн? личности; она указуетъ ей свои ц?ли и свои средства. Подчиняя себ? психику индивидуальную, она требуетъ у личности отреченія отъ своего полнаго чистаго «я»; она нe считается съ душевными драмами личности, она довольствуется ея вн?шнимъ согласіемъ, и разъ посл?днее дано, коллективная психика съ полнымъ удовлетвореніемъ впитываетъ въ себя индивидуальную, какъ равноправнаго члена.

Надъ нравственностью «я», нравственностью личности выростаетъ новая нравственность, подчиняющаяся инымъ законамъ, ч?мъ тотъ, о которомъ мы говорили выше. Эта новая нравственность, стоящая надъ личностью, въ значительной м?р? и вн? ея, легко и свободно мирится съ компромиссами и уступками, на которыя должна итти каждая отд?льная личность въ угоду ей. Она не видитъ и не желаетъ знать трагедіи отд?льнаго челов?ческаго существованія, она не желаетъ знать индивидуальной правды, она знаетъ только — коллективную правду.

Но коллективная правда есть ложь! Ради нея личность отказывается отъ полноты своей субъективной правды, ради нея она смиряетъ свои см?лые порывы, ибо психика массы всегда консервативна!

Коллективная правда — грубая совокупность отд?льныхъ челов?ческихъ правдъ со вс?ми ур?зками и уступками, необходимыми для примиренія вс?хъ. Она — насиліе, ибо она есть грубое возд?йствіе однихъ на другихъ. И автономная личность не можетъ съ нею мириться, ибо только въ себ? чувствуетъ для себя законный источникъ нравственнаго.

5) Т? опасности общественности, о которыхъ мы говорили до сихъ поръ — самоочевидны. Но есть иныя, бол?е грозныя, о самомъ существованіи которыхъ многіе не подозр?ваютъ.

И къ нимъ относится прежде всего неизб?жный психологическій фактъ, что общественная санкція въ нашихъ глазахъ является единственнымъ критеріемъ истинности нашихъ утвержденій.

Мы только что констатировали возможность жесточайшихъ антагонизмовъ между личностью и обществомъ, — мы знаемъ, что антагонизмы эти могутъ обостряться въ такой м?р?, что личность не только не ищетъ общественнаго признанія своихъ открытій, но a priori отвергаетъ за обществомъ какое либо право оц?нивать или судить ея творческiя устремленія. Но это гордое отъединеніе, это презр?ніе къ суду массъ, суду народа есть разрывъ, только кажущійся.

Въ наибол?е категорическомъ смысл?, онъ можетъ быть еще разрывомъ съ данной формой общественности... Но... какой смыслъ могъ бы быть заключенъ въ наши утвержденія, въ наше творчество, если бы въ насъ не жила твердая ув?ренность, что придетъ день, когда творчество наше заразитъ другихъ, вс?хъ, когда в?ра наша станетъ в?рою другихъ и восторжествуетъ та правда, которую испов?дуемъ мы.

Сл?довательно, вся д?ятельность наша направляется сознаніемъ, что она им?етъ не только ц?нность съ нашей личной точки зр?нія, но что она есть опред?ленная ц?нность и въ общественномъ смысл?. Наше д?ло можетъ быть отвергнуто современнымъ намъ обществомъ, можетъ быть имъ признано вреднымъ, но оно въ нашихъ глазахъ освящается упованіемъ, что общество или откажется отъ своей несправедливой оц?нки нашего д?ла или что посл?днее найдетъ достойнаго и справедливаго судью въ посл?дующихъ покол?ніяхъ. Иного м?рила истинности своихъ утвержденій личность не знаетъ.

Такъ выростаетъ надъ ней судія, которому рано или поздно, но неизб?жно предстоитъ произнести приговоръ надъ творчествомъ каждаго.

6) Есть еще одна тяжкая зависимость личности отъ общества, обычно остающаяся неосознанной.

Когда общество, ограничиваетъ насъ систематически въ свобод? нашихъ проявленій, подм?няетъ наши ц?ли своими, рекомендуетъ, а чаще навязываетъ пользованіе, лишь имъ одобренными средствами, оно убиваетъ въ изв?стной м?р? нашу личную иниціативу и этимъ культивируетъ въ личности чувство безотв?тственности.

Именно, на этой почв? ограниченія и подавленія личной самостоятельности, рождается у личности стремленіе слагать съ себя отв?тственность и за свои собственныя акты и за т? общественныя несовершенства, которыхъ она является свид?телемъ. Вина возлагается на партію, среду, общество, народъ. Личность же оказывается безвольной игрушкой, или сл?пымъ исполнителемъ общественныхъ вел?ній.

7) Наконецъ, въ этомъ изсл?дованіи антиномій, разд?ляющихъ общество и личность, должно найти себ? м?сто указаніе, частью методологическаго характера, но сохраняющее чрезвычайную важность для индивидуалистическаго міросозерцанія — указаніе на отсутствіе подлинной реальности у общества, какъ такового.

Подлинной самоочевидной реальностью — является личность. Только она им?етъ самостоятельное нравственное бытіе, и посл?днее не можетъ быть выводимо изъ порядка общественныхъ взаимоотношеній.

Правда, изв?стны утвержденія противоположнаго характера.

Основное историко-философское положеніе гегеліанства заключается — въ совершенномъ подчиненіи своеобразныхъ личностей моменту ихъ сліянія въ общественности, въ поглощеніи начала личнаго началомъ общественнымъ, въ утвержденіи самостоятельности посл?дняго, признаніи его абсолютнымъ, наконецъ, въ апофеоз? «государства» и «народа». Въ нихъ гегеліянство примиряетъ свободу и необходимость, въ нихъ его Міровой Абсолютный Духъ достигаетъ своего самосознанія; они, наконецъ, опред?ляютъ волю индивидуальности, влагаютъ въ нее реальное содержаніе, поставляютъ себя высшимъ, единственнымъ критеріемъ нравственности для ея устремленій.

Экономическій матеріализмъ, оставляя въ сторон? раздирающія его противор?чія и опред?ленно- прагматическій характеръ его отд?льныхъ утвержденій, хоронитъ личность въ угоду мистической реальности общественныхъ образованій, создаетъ себ? фетишъ — производственныхъ отношеній.

Наконецъ, есть писатели, которые, исходя изъ представленій объ обществ?, какъ своеобразномъ, автономномъ, им?ющемъ собственныя законом?рности «активномъ процесс?», не вдаваясь въ вышеуказанныя крайности, утверждаютъ т?мъ не мен?е общественность, какъ реальность sui generis.

Такъ французскій соціологъ — Дюркгеймъ полагаетъ, что «коллективныя наклонности им?ютъ свое особенное бытіе; это — силы настолько же реальныя, насколько реальны силы космическія, хотя он? и