решился даже на такую вольность, как перенос мощей святителя Петра в расположенную неподалеку церковь-колокольню во имя Иоанна Лествичника. Все это шло вразрез с московской «стариной». Так, например, Василий Ермолин в 1467 году не стал разрушать обветшавший собор Вознесенского монастыря, а перестроил его с использованием прежних стен. Митрополит Филипп не дерзнул выносить мощи святителя Петра из строившегося Успенского собора. Понятно, что только непреклонная воля Ивана III могла дать мастеру подобную свободу. Но на сей раз это был его собор и его мастер. Государь доверился Фиораванти, равно как и тот доверился ему, приехав в Россию. И кажется, эти два великих строителя, что называется, «нашли друг друга».
В воскресенье 16 апреля 1475 года состоялось перенесение мощей святителя Петра и других митрополитов из развалин Успенского собора в церковь Иоанна Лествичника (31, 303).
В понедельник 17 апреля Фиораванти начал разбивать уцелевшие стены старого собора. Природа в тот год словно издевалась над строителями. 23 апреля разразилась ранняя гроза с ливнем, а потом вдруг установилась необычайно холодная погода, простоявшая до 2 мая. Затем небо обрушило на землю продолжавшиеся много дней непрерывные дожди. Только в июле, закончив расчистку строительной площадки и совершив поездку во Владимир-на-Клязьме, Фиораванти начал копать рвы под фундаменты, поразившие москвичей своей необычайной глубиной — более четырех метров.
10 июля 1475 года в Москве случился очередной пожар, по счастью, не затронувший Кремля. Пожары вновь вспыхивали 12 и 27 сентября, но также без вреда для Кремля. 24 октября — новый пожар, на сей раз в самом Кремле. Официальная великокняжеская летопись вновь отмечает участие Ивана III в борьбе с огнем: «…князь же великы сам съ многими людьми пришед угасиша то, и оттоля поиде к столу на обед, и еще в полы стола его загореся на Москве внутри града близ Никольскых врат в 5 час дне межи церквей Введениа Богородици и Козьмы Дамиана, и выгоре мало не весь город. Горело по великого князя двор да по манастырь Спаскои да по княжь Михаилов двор Андреевича, а Подолом по Федоров двор Давыдовича, по те места едва уняша на третием часе нощи, поне же бо сам князь великы на всех нужных местех пристоял съ многыми людьми…» (31, 304).
С октября 1475-го по февраль 1476 года Иван III находился в новгородском походе. Работы на строительстве собора на зиму прекратились. Они возобновились только 22 апреля 1476 года, в понедельник. А в воскресенье 12 мая состоялась церемония торжественной закладки собора. (Как и при строительстве предыдущего собора, официальным началом его строительства решили считать тот момент, когда на заранее подготовленных фундаментах строители начали кладку стен.)
Лето 1476 года прошло для Фиораванти в напряженных трудах на строительной площадке. Москва в эти месяцы жила спокойно. Единственным происшествием стала сильная буря с грозой в ночь на 31 августа, сорвавшая главки с собора Симонова монастыря и повредившая молнией внутреннее убранство храма. Осень выдалась сухая и холодная, а зима — бесснежная, о чем с наблюдательностью метеоролога подробно рассказывает московский придворный летописец (31, 309).
Первые месяцы 1477 года вновь были озарены тревожными всполохами огня. 16 февраля сгорела трапезная в кремлевском Чудовом монастыре, однако дальше огонь не пустили. В ночь на 20 марта в Кремле вспыхнул двор удельного князя Андрея Меньшого Вологодского. Оттуда огонь перекинулся на двор другого Андрея — Большого Угличского. Там он и был усмирен стараниями сбежавшихся москвичей. Заслугу победы над огнем придворный летописец вновь приписывает Ивану III: «…пристоял бо сам князь великы и сын его и многые дети боарьскые поне же не успе и лечи еще князь великы после стоаниа великого кануна Андреева» (31, 309). (Великий покаянный канон преподобного Андрея Критского читается в храмах в дни Великого поста.)
Собор заметно подрос и набрал силу летом 1477 года. Осенью работы остановились. Причиной тому был не только сезонный характер строительства. В октябре Иван III ушел в поход на Новгород. Фиораванти сопровождал государя и по его приказу во время осады строил наплавной мост через Волхов. Вероятно, он командовал и действиями московской артиллерии, обстреливавшей городские стены. И не он ли руководил достаточно сложной в техническом отношении операцией по снятию со звонницы новгородского вечевого колокола, погрузке его на особую платформу на полозьях, доставке в Москву и подъему на одну из московских колоколен? Такого рода работы хорошо удавались мастеру еще на родине, в Италии. В Москве этот выдающийся инженер занимался самым широким кругом технических вопросов. Летописец замечает, что и у себя дома, и в России Фиораванти не имел себе равных «не токмо на сие каменое дело (строительство собора. — Я. ?.), но и на иное всякое, и колоколы и пушки лити и всякое устроение и грады имати и бити их» (31, 324).
Вернувшись из новгородского похода, Фиораванти все лето 1478 года посвятил собору. Однако завершение работы было отложено на следующий, 1479 год. Предстояла, в частности, кропотливая работа по устройству кровли на сводах и главах. Здесь Иван III решил воспользоваться опытом новгородских мастеров. «Връхи же церкви тоа крыти привел князь великы из отчины своея из Новагорода Великого мастеры, они же начата крыти преже древом хорошо велми и по древу железом немецкым» (31, 324). Белое железо сверкало на солнце как серебро.
Строительство как таковое было завершено 9 июля 1479 года (101, 360). Оставались лишь внутренние работы (роспись стен, устройство высокого иконостаса), которые обычно выполнялись через год-два после начала службы в храме. Здание должно было просохнуть, дать естественную осадку. До освящения и начала регулярных богослужений в соборе необходимо было обеспечить его книгами и утварью. На это ушло еще около месяца.
В четверг 12 августа 1479 года Успенский собор московского Кремля был торжественно освящен митрополитом Геронтием.
Выбор дня для церемонии определялся, конечно, приближением престольного праздника — Успения Божией Матери, праздновавшегося 15 августа. Однако примечательно, что Успенский собор 1326 года был освящен 14 августа, накануне самого праздника. Иван III отодвинул торжество на два дня раньше. Никаких важных для Ивана III в историческом отношении памятей святых 12 августа не имелось. Трудно объяснить данное решение чем-либо иным, кроме явного пристрастия великого князя к четвергу как наилучшему дню для всякого рода торжественных событий.
Чем же так привлекал великого князя этот рядовой день недели? Об этом можно лишь догадываться. По церковному календарю четверг считался днем, посвященным святым апостолам и святителю Николаю Мирликийскому. Современники называли Ивана «обетником» святителя Николы (45, 238). Это выражение указывает на какой-то обет, данный князем святому. Вероятно, Иван считал, что находится под особым покровительством святителя Николая и главным образом в силу этого приурочивал свои важнейшие деяния к четвергу.
Освящение собора не обошлось без скандала, разгоревшегося, впрочем, не в самый день торжества, а некоторое время спустя. Между великим князем и митрополитом Геронтием давно уже существовали довольно натянутые отношения. Летопись отмечает возмущение Геронтия действиями Фиораванти, который «в олтаре же, над митрополичим местом, крыжь лятский (католический крест. —
Иван III был не из тех, кто прощает обиды. Уступив в вопросе о кресте, он искал случая уязвить митрополита тем же оружием — обвинением в «ереси». И такой случай вскоре представился. Согласно церковным канонам при освящении храма духовенство во главе с архиереем совершало крестный ход вокруг здания. Однако каноны не давали однозначного ответа на вопрос о том, в какую сторону должна двигаться процессия: «по солнцу» или «против солнца». Митрополит Геронтий повел крестный ход «против солнца». Спустя несколько недель Иван III через преданных ему иерархов поднял скандал и обвинил Геронтия в грубейшей ошибке, почти преступлении. «Свяща же церковь митрополит Геронтей, и неции прелестници
