Знамение. С тех пор владыка стал почитаться как небесный защитник Новгорода от нападения со стороны «Низовской земли». Мощи святителя Иоанна были обретены в 1439 году при архиепископе Евфимии II (1434–1458). Понятно, что именно его новгородцы избрали в качестве «мстителя» спесивому москвичу.)

Московские летописцы по понятным причинам не углублялись в неприятную историю с отставкой архиепископа Сергия. «Новгородские же и псковские летописцы рассказывают, будто бы Сергий стал притеснять игуменов и священников, ввел новые пошлины, будто бы, заехав на дороге в Сковородский Михайловский монастырь, от гордости, потому что приехал из Москвы к гражданам плененным, не захотел вскрыть гроб похороненного тут новгородского владыки Моисея и будто бы с этих пор нашло на него изумление: иногда видали, как он сидел на Евфимьевской паперти в одной ряске без мантии, а иногда видали его в полдень сидящим в том же виде у святой Софии. По другому рассказу, новгородские владыки начали являться Сергию то во сне, то наяву с укором, как он смел принять святительское поставление при жизни своего предшественника, не уличенного в ереси, но изгнанного неправдою; когда же он презрел этими укорами, то невидимая сила поразила его и на некоторое время лишила употребления языка» (146, С.ЗЗ).

Разоряя новгородцев, князь Иван не желал разорить Новгород. В его голове уже зрели планы широкого наступления в Прибалтике, которое должно было расчистить пути для приморской и заморской торговли русских купцов. Точкой опоры в этих замыслах, отчасти предвосхищавших мечты Петра Великого, должен был стать все тот же Новгород. Прежде всего следовало укрепить его военный потенциал. Этим великий князь занялся уже летом 1484 года. «Того же лета повелением великого князя Ивана Васильевича начаша здати (созидать. — Н. Б.) в Великом Новегороде град камен детинец по старой основе, на Софеискои стороне» (38, 163). Прежние укрепления Новгорода, возведенные еще во времена Ивана Калиты и знаменитого новгородского владыки Василия Калики (1331–1352), давно обветшали и к тому же были, вероятно, сильно повреждены московской артиллерией во время осады города зимой 1477/78 и зимой 1479/80 года. Новые стены представляли собой грозную цитадель. О завершении этого строительства летопись сообщает под 7000 годом: «Тое же осени (осень 1491 года. — Н. Б.) в Новегороде в Великом съвръшиша град камен детинец и мосты нарядиша» (31, 333). В 1502 году городские укрепления были дополнены деревянной стеной вокруг всего города.

В воскресенье 12 декабря 1484 года на новгородскую кафедру в Москве был поставлен новый владыка — архимандрит Чудова монастыря в московском Кремле Геннадий Гонзов. Это был опытный в дворцовых интригах, честолюбивый и властный иерарх. Подобно многим выдающимся деятелям того времени, он был жесток и не чужд корыстолюбия. Убежденный сторонник московского дела, новый владыка оказался и яростным защитником православия. С его приходом острая социально-политическая борьба в Новгороде приобрела и религиозный аспект: новый владыка начал непримиримую борьбу против еретиков, которые давно уже развернули здесь свою пропаганду. Геннадий занимал новгородскую кафедру до своей вынужденной отставки в июне 1504 года.

Следующий удар по Новгороду был нанесен в 6995 году (1 сентября 1486 — 31 августа 1487 года). «Того же лета князь великий перевел из Великаго Новагорода в Володимерь лучших гостей (купцов. — Н. Б.) новогородских пят-десят семей» (20, 219). Подробности этой акции не сообщаются.

Зимой 1487/88 года действия архиепископа Геннадия против еретиков совпали с новыми гонениями на недовольных московской администрацией в Новгороде. Еретиков схватили и увезли под стражей в Москву, где били кнутом на Торговой площади, а потом отправили обратно в Новгород. Тяжелее пришлось остальным пострадавшим. «Тое же зимы посла князь великий, и привели из Новагорода боле седми тысящ житих людей на Москву, занеже хотели убити Якова Захарича, наместника новгородцкого; и иных думцев (соучастников. — Н. Б.) много Яков пересече и перевешал» (30, 237). Цифры понесших наказание поражают воображение. Если учесть, что все население Новгорода составляло в ту пору 30–40 тысяч человек, можно только удивляться, что в городе после таких массовых «выводов» все еще оставалось какое-то население. Вместе с тем становится ясным, что речь идет вовсе не о заговоре (ибо трудно представить себе заговор, в котором участвуют 7 тысяч человек), а о своего рода «переселенческой политике», преследовавшей определенные социально-политические и экономические цели. Кроме того, под «новгородцами» московский летописец, возможно, подразумевал не только собственно новгородцев, но и жителей других городов Новгородской земли.

Новая волна переселений поднялась зимой 1489/90 года. (Возможно, правда, что летопиеь под 1489/90 годом дает в ином виде сообщение о репрессиях зимы 1487/88 года (81, 78).) Иван III распорядился вновь вывести из Новгорода неназванное количество зажиточных горожан («житьих людей») «обговору деля (из-за наговора. — Н. Б.), что наместники и волостели их продавали и кои на них продаж взыщут, ини боронятця (оправдываются. — Н. Б.) тем, что, рекши, их думали убити. А князь великий москвич и иных городов людей посылает в Новгород на житие, а их (новгородцев. — Н. Б.) выводит по инным городом, а многих пересечи велел на Москве, что думали Юрья Захарьича убити» (30, 237).

Массовые переселения людей вели к полному искоренению новгородского образа жизни и прежней системы земельной собственности.

В 1499–1500 годах «поймал князь великой в Новегороде вотчины церковные, и роздал детем боярским в поместье, монастырьские и церковные, по благословению Симона митрополита» (41, 252). Эта решительная акция явилась частью того наступления на церковное землевладение, которое Иван III предпринял в последние годы своего правления. Несомненно, она сопровождалась новой волной переселений. Проводимая в эти годы новая перепись земель в Новгороде «должна была подвести итог земельной реформе» (81, 79).

Трудно представить себе ту вакханалию жестокости, произвола и мздоимства, которая царила тогда в отданном на откуп московским наместникам Новгороде…