– Посмотрим, какой ты мне подарок сделаешь за такую весть, – сказала она, обернувшись.
– Сделаем. Обязательно что-нибудь хорошее сделаем, – обещала радостная Кайпа, провожая Шаши.
К полуночи и Кайпа собралась домой. Султана она оставила тут. Уже выйдя за ворота, мать крикнула:
– Хусен, утром я приду доить корову!
Только она успела это сказать, как от забора метнулась какая-то тень.
– Вададай, что это?! – вскрикнула Кайпа.
Но тень исчезла так же мгновенно, как и появилась. Приняв все это за дьявольское наваждение, Кайпа прошептала себе под нос молитву и торопливо направилась к своему дому.
На одной стороне поднара вместе с ребенком лежала Эсет, с другой стороны примостился Султан. Постелив на полу посреди комнаты, приготовился лечь и Хусен. Но радость так бурлила в нем, что он все никак не мог угомониться. Шутка ли, ведь он стал отцом, у него сын! Суламбек! И Эсет больше не мучается, не кричит. В последнее время она все чего-то боялась, не верила, что вес пройдет как надо. И вот, слава Богу, кончилось хорошо. Надо непременно разжиться у кого-нибудь в долг бараном и зарезать его, ведь такой случай…
Хусен еще долго сидел посреди комнаты на матраце. О чем он только не думал! Какие мысли не кружились в эту ночь в его голове, отгоняя сон! И все приятные мысли. Мрачное, злое было не здесь, далеко…
Эсет. для которой все страхи остались позади, заснула. Как спокойно сейчас дома, слышно только ровное дыхание Эсет. Но оно не нарушает тишины, а наоборот…
Вдруг Хусену показалось, что под окном кто-то тихо кашлянул. Он хотел выйти посмотреть, кто бы это мог быть, но побоялся разбудить Эсет. Все опять стихло, но ненадолго. Зашевелился ребенок, и Эсет проснулась. Она посмотрела на Хусена и удивленно спросила:
– Ты почему не ложишься?
– Сейчас лягу.
– На полу, конечно, плохо. Но потерпи, вот скоро положим его в люльку, тогда…
И только Хусен приподнялся, чтобы прикрутить лампу, как во дворе раздался выстрел.
– Эйшшах! – вырвалось у Хусена.,
Он присел, словно его кто-то прижал сильной рукой, а потом повалился навзничь.
Соскочив с поднара, Эсет кинулась к нему:
– Хусен! Ва, Хусен!
Но следующий выстрел свалил и ее. И все-таки, протягивая руки, она еще кричала:
– Хусен! Ва, Хусен!
– Эсет, отойди! – крикнул Хусен. – Побереги себя!
Он не знал, что Эсет уже ранена.
– Хусен, Хусен, – повторила Эсет прерывающимся, как прелая нитка, голосом. – Я с тобой!..
…Еще не доходя до ворот, Хасан услышал стук топоров. Как он знаком ему! Такой стук обычно стоит во дворе, где готовят брусья для могилы.
Что же это такое? Ведь Хасану сообщили, что Хусен только ранен. Хасан думал о брате, а того, что за все расплатилась невестка, никогда бы не предположил…
На похоронах были и Соси, и Тахир, и многие их родичи. Соси сидел со стариками. Многие вслух рассуждали, куда же теперь Эсет попадет: в рай или в ад?
– Ясное дело, что в рай, она же за мужа погибла! – говорили одни.
– Да как же это за мужа? – не соглашались другие.
– А так и за мужа. Если бы она лежала себе на месте, не вскочила на помощь мужу, оба выстрела угодили бы в него.
– Если бы родить не успела, беременной умерла бы, наверняка бы в рай. А так, кто знает…
Люди судили и рядили. Жизнь шла своим чередом…
Соси разговоров не слушал. Меньше всего он думал о том, куда Эсет попадет. Смерть единственной дочери всей своей тяжестью обрушилась на него и потрясла.
Похоронили Эсет еще до полудня. По пути с кладбища повернули к себе домой убитые Соси и Тахир. Почти следом за ними явился и Тархан.
Встреча братьев была холодной. Тахир очень переживал смерть сестры. А Тархан об этом не знал. У него было свое на уме.
– Кого мне теперь звать на помощь? – спросил он, глянув в упор на отца и на брата.
– На какую помощь? – переспросил Соси чуть слышно.
– Казаки напали на нас, – сказал Тархан, хотя встретился им всего один человек, и он знал, что это был ингуш. – В Гарси стреляли…
– Гарси! Гарси! Будь проклят и Гарси и ты! – закричал Соси. – Не знаешь разве, что в твою сестру стреляли? И не казаки, а ингуши?
Тархан почти не изменился в лице.
– А что же, она думала, люди простят ей позор, который она им нанесла?
Тахир с размаху влепил брату пощечину. Тархан выхватил кинжал и бросился к Тахиру.
– Бей, выродок, меня! – крикнул Соси, становясь между сыновьями.
Возможно, Соси и не удалось бы усмирить его, но увидев мать, бежавшую к ним с колом, которым запирают ворота, Тархан вложил кинжал в ножны.
– Сопляк! Что ты хочешь? – проговорил Тахир, который никак не мог успокоиться. И, повернувшись к отцу, он добавил: – как ты мог до такой степени его распустить?
Соси пожал плечами.
– Не знаю. Такое уже время… Смутное, непонятное. Никто ни чего не слушает.
– Не смутное оно. Жизнь меняется. А вы нет. Если и меняетесь, то в плохую сторону. Подгниваете. Ты прилип к своему жал кому добру, дрожишь над ним, и больше тебе ни до чего дела нет. А этот занимается грабежом.
– Что вы сцепились посреди двора? – всплеснув руками, вскричала Кабират. – И это в такой день!
– А ты исправляешься? Да? – Тархан покосился на брата. – Хочешь и нас теперь исправить? Говоришь, словно комиссар из Владикавказа…
– Как бы я ни говорил, говорю так, потому что многое повидал. И хорошее и плохое, и правду видел и ложь. Через всю Рос сию еду. А ты кроме Сагопши и Моздока ничего еще не знаешь. И Моздок-то видел только с Терека. Примкнул бы лучше к своим аульчанам да сделал что-нибудь хорошее…
– Для кого это хорошее-то делать? – сощурившись, спросил Тархан.
– Для людей, для села.
– Делай сам.
– Воллахи, не хочешь добра людям, но и вредить им я тоже не дам! – взъярился Тахир.
– Перестаньте! – закричала Кабират. – Постыдитесь! Неужели вам больше не о чем говорить в такой день, когда единственная сестра ваша легла в могилу?…
– Что? В какую еще могилу? – удивленно спросил Тархан.
– В обыкновенную! В холодную могилу! – со стоном вырвалось у Кабират. – Ведь они идут с ее похорон! Да прокляни тебя Бог с твоей ненавистью к людям!..
Тархан минуту-другую смотрел на мать, словно не видя, потом махнул рукой, и не говоря ни слова, пошел со двора. Никто не остановил его, не спросил, куда он направился. Спустя некоторое время Тахир вскочил на коня, оставленного братом, и тоже выехал за ворота.
– Я в Сурхохи! – бросил он уже на скаку.
– Ва Дяла! – всплеснула руками Кабират. Это еще зачем?…
Соси молча опустил еще ниже свою отяжелевшую от дум и от горя голову.
…Четыре дня Хасан не отходил от брата. И все это время Хусен был без памяти. Иные и надежду потеряли. Дважды читали над ним яси. И вдруг, когда никто уж этого не ждал, Хусену неожиданно стало лучше. Под кожей затеплилась кровь, в глазах сверкнула искра жизни. Но ненадолго.
Едва Хусен узнал о гибели Эсет, он, как раненый зверь, взревел и заметался, хотел вскочить и
