Двое направились к сараю.
– Где оружие спрятано? – спросил Хасан, входя в дом.
– Зачем нам оружие? Мужик мой с бандами не связан и людей не убивает. Нешто на нем креста нет?
Оружие не нашли, зато зерна – пруд пруди. Чистая, отборная пшеница! Часть в мешках: видно, приготовили, хотели упрятать, да не успели. Мешков десять. Хасан вышел на крыльцо, сказал товарищам, чтобы запрягали фургон.
Женщина ругала и проклинали их на чем свет стоит. А они знай себе делали свое дело.
Только раз казак поднял голову и бросил ей:
– Проклинай, проклинай! Да помни, поплатишься ты и за это.
Женщина еще пуще взбесилась. Кричала как скаженная…
Когда уже запрягли фургон и погрузили на него мешки, в воротах неожиданно показался Фрол. Вначале он застыл на месте, затем вдруг рявкнул:
– По какому такому праву средь беда дня грабите?
– По революционному праву! – ответил казак. – И не грабим, а лишнее, у людей награбленное, конфискуем.
Хозяин рывком расстегнул шубу, засунул руку за ремень.
– Так, значит? – угрожающим тоном бросил он.
– Значит, так.
– Силой действовать решили?
– Добром не отдаешь, так без силы не обойтись.
– Не отдавал и не отдам! – крикнул Фрол, направляясь к фургону.
Он схватил лошадь под уздцы. Сидевший на фургоне Хасан дернул вожжи, но Фрол крепко держал коней.
– Отпусти! – сказал казак. – По-хорошему просим.
– Не отпущу! Убирайся со двора вместе со своими дикарями!
Хасан так напрягся, что зубы заскрипели. Рванул с плеча винтовку. Совдеповец предостерегающе поднял руку, и Хасан с трудом удержался, чтобы не спустить курок. В какой уже раз он слышит это оскорбительное слово. «Скотина, это. мы-то дикари? – подумал Хасан. – А что тогда о тебе сказать?»
Фрол откинул полу шубы и выхватил обрез, который у него, как у абрека, висел дулом вниз. Отпрыгнув, как кошка, к воротам, он крикнул:
– Я кому сказал, уходите со двора?!
Казак покачал головой.
– Если бы нас так легко было запугать, мы бы не приехали сюда. Давай-ка лучше свой обрез! – сказал он, подъезжая к Фролу.
За ним последовал Хасан и третий их товарищ.
– На, получай! – крикнул Фрол и спустил курок. – Тебе, змееныш, первому!..
– Не опередил его Хасан, хотя опоздал всего только на какую-нибудь долю секунды.
Он не видел, как казак припал к лошади, но приметил, как винтовка Фрола опустилась дулом вниз и как хозяин ее покачнулся, а потом привалился спиной к воротам. И не успел Хасан перезарядить свою винтовку, как раздались выстрелы его товарищей.
Грузное тело Фрола, скользнув по воротам, рухнуло на землю.
Хасан огляделся вокруг.
Казак из Совдепа лежал распластавшись на коне, с раскинутыми руками, словно обнять его силился. Револьвер казака лежал тут же, рядом с конем. Сам казак был еще жив: он тяжело и хрипло дышал.
– Помогите! Убивают! – заголосила Фролова жена, носясь по двору.
Она подбежала к мужу, хотела выстрелить из его винтовки, но на этот раз Хасан опередил ее и выхватил у нее оружие.
Сколько баба ни голосила, никто к ней на помощь не явился. Тогда она безнадежно опустилась около мужа на колени и запричитала:
– И зачем ты только связался с ними. Пусть бы увезли! Чтобы им подавиться! Придет день, за все заплатят. – И она погрозила вслед всадникам кулаком.
Утихшие было на время сплетни опять чуть не поползли по округе, но потом вдруг вновь улеглись. Народ не хотел верить тому, что якобы горцы во главе с большевиками грабят казаков, убивают их. Трудовые казаки уже прекрасно разбирались, для чего прибыли к ним горские сотни. Все попытки врагов нарушить спокойную жизнь казаков, установившуюся после прихода горцев, окончились полным провалом.
Но вскоре снова заговорили о таком, что трудно было опровергнуть. Была совершена кража. Увели лошадей. По этому случаю дважды собирали отряд вместе с представителями Совдепа. Но найти виновников не удалось.
Грабежи не прекращались. Воскресным вечером ограбили магомед-юртовских казаков, возвращавшихся с базара из Моздока. Ограбили начисто. И одного из казаков убили. Лошадей тоже увели. Говорили, что грабители по одежде будто бы горцы. Двое вроде бы их было. Оно и казаки могли быть в черкесках, но подозревали, конечно, вайнахов. Это был новый тяжелый удар. Все взволновались, а Элберд даже поклялся убить грабителей, пусть они только ему попадутся.
Погода не менялась. Земля и не промерзала и не высыхала. Черт знает что: не зима, не весна и не осень.
Хасан с Элбердом и на этот раз вместе попали в караул. Им выпало охранять дорогу, ведущую из Гушко-Юрта к мосту.
На рассвете до них донеслись звуки конского топота. Оба насторожились. Но это оказался один из родичей Хасана. Он прибыл с плохой вестью: накануне вечером совершено нападение на Хусена. Кто это сделал? Тяжелое ли ранение? Как ни пытал Хасан вестника, ничего узнать не удалось.
Хасан сразу было ринулся скакать в Сагопши, потом спохватился, что Элберд ведь останется совсем один, и решил съездить в Моздок, попросить, чтобы вместо него человека прислали. Но Элберд наотрез отказался, сказал, что и один справится. Не теряя больше времени, Хасан умчался вместе со своим родичем.
Прошло немного времени, как Элберд остался один. В утреней мгле вдруг показались два всадника. Они поднялись из-за обрыва, словно вынырнули из Терека, и рысью ехали по дороге на Гушко-Юрт. Каждый из всадников вел на поводу по одной лошади. Похоже, что ехали они из хутора, не из Моздока. Через мост их был не пропустили, а вплавь через реку сейчас едва ли кто отважится – вода ледяная. Однако откуда бы они ни ехали, а проверить их надо. Что, если воры? Элберд поскакал им наперерез. Крикнул, чтобы остановились, если они вайнахи. Но всадники продолжали свой путь, делая вид, будто ничего не слышат. Элберд выстрелил в воздух. Поняв, что с ними не шутят, один из всадников передал поводок с конем другому и остановился, а тот поскакал вперед. Элберд бросился за скачущим.
– Если ты вайнах, остановись и говори со мной! – крикнул Элберду тот, что стоял на дороге.
Элберд уловил знакомые нотки в голосе, но вспомнить, кто бы это был, не мог.
– Назад, или я буду стрелять! – снова крикнул человек.
И тут Элберд узнал его. Гарси! Вот где довелось встретиться! На этот раз Гарси не уйдет от него живым. Держа винтовку наготове, Элберд двинулся на своего врага.
Гарси, понятно, ни сном ни духом не ведал, что это Элберд. В предрассветной мгле не очень-то разглядишь человека в лицо, тем более на расстоянии. Вдобавок Элберд так укутался башлыком, что, кроме носа и глаз, у него ничего не было видно. Он молча подъезжал к Гарси.
– Слушай, человек, – крикнул ему Гарси, – мы вайнахи. И мы и ты. Мы едем своей дорогой, у нас свое дело.
– На этот раз наши дороги скрестились, Гарси.
Услышав знакомый голос, Гарси весь задрожал как в лихорадке. Так это Элберд идет на него с наведенной винтовкой! Гарси хотел взять свою, что лежала поперек седла, но Элберд крикнул:
– Только шелохнись, буду стрелять!
Гарси убрал руку и подумал: может, если я его не тропу, и он не будет стрелять.
