Его хитрость смутила ее. Да-да, это именно хитрость! Вместо ответа он кидает ей в лицо ее же собственные цитаты. С этим Хэмом надо держать ухо востро.

Он выдохнул клуб дыма. Белый ватный комок полетел к облакам, растворился в воздухе.

– Хэм! Ты куришь?! – Келли нахмурила брови. – Ты всегда был против курения. Помнишь эти отвратительные сигары Карла?

Он негромко рассмеялся, будто про себя, не допуская ее в свой мир.

Они вошли в дом через главный вход.

– Здесь вес нуждается в починке, – заметил Хэм.

– Да, я знаю. Трудность в том, чтобы найти хороших плотников, кровельщиков и каменщиков. Все хорошие мастера, которые жили еще при твоем отце и деде, либо умерли, либо разъехались кто куда в поисках работы.

– Значит, придется нам о Натом освоить эти ремесла.

– Вам с Натом?! – разволновалась вдруг Келли.

– Разумеется. В том случае, если он серьезно решил оставить колледж. За время странствий я уже освоил кое-какие ремесла. Они пригодятся здесь и в доме за рекой. Когда-то, до моего отъезда, Нат очень хотел работать вместе со мной. Теперь я еще больше хочу работать вместе с ним.

Келли не успела ответить. В дальнем конце холла появился Нат. Он стоял в кухонных дверях, заполняя собой весь дверной проем. Хэм не мог надивиться тому, как вырос его сын, хотя Келли и подготовила его к этому.

– Нат, смотри, кто пришел нас навестить! – воскликнула Келли.

– Не навестить. Я вернулся насовсем. – Хэм пошел к сыну. – Ты был вот таким, когда я уезжал, Нат. – Он показал рукой на уровне груди. – А теперь взрослый мужчина. Выше меня.

Красивое лицо юноши мгновенно изменилось. Так меняется голубое небо над долиной, когда налетает летняя гроза. Он круто повернулся, без единого слова, и быстрыми шагами вышел из дома через кухню.

– Нат… постой! – крикнул Хэм вслед.

Келли подошла сзади, положила руки ему на плечи.

– Я тебя предупреждала, Хэм. Придется подождать. Со временем это пройдет. Для него настоящий шок – увидеть тебя так неожиданно.

– Я должен с ним поговорить. Подожди меня здесь, Келли.

Хэм побежал за Натом вниз по лужайке, к реке. На секунду остановился на краю пляжа. Мальчик стоял на дальнем конце пристани, отвернувшись к реке, широко расставив ноги, уперев руки в бока. Воплощенное противостояние. Хэм медленно пошел к нему, заговорил негромко, дружеским тоном. Так, как когда-то с пугливыми, норовистыми жеребцами в Нью-Мехико, где он ловил арканом диких лошадей.

– Я догадываюсь, что ты обо мне думаешь, Нат, и нисколько тебя за это виню. Да, я совершил мерзкий поступок, когда уехал, солгав тебе, что скоро вернусь. В молодости настоящее мужество дается нелегко. – Он презрительно фыркнул, насмехаясь над самим собой. – Хотя, черт побери, я тогда был не так уж и молод. Старше, чем ты сейчас. Как бы там ни было, я был трусливее, чем ты. Ты-то мне не лжешь, ясно показываешь, кем меня считаешь. Сукиным сыном, которого ты ненавидишь. Но ты не всегда будешь так ко мне относиться, Нат. Я заглажу свою вину перед тобой. Черт! Очередная ложь! Как я могу загладить свою вину? Все эти годы ни строчки, ни письма, ни паршивой открытки! Я все сознаю, Нат, понимаю, что ты должен чувствовать. Я прошу – дай мне возможность хотя бы отчасти оправдаться перед тобой. Ведь я у тебя в неоплатном долгу.

Он подошел к Нату, положил руку ему на плечо.

Юноша молниеносно развернулся, выбросил вперед кулаки.

– Ни хрена ты мне не должен, подонок!

Хэм парировал удар правого кулака левой рукой, с силой ударив Ната по скуле. Тот упал в воду. Хэм опустился на колено, протянул ему руку. Нат появился на поверхности у лесенки, отплевываясь и сморкаясь.

– Одна из жизненных премудростей, которые я познал во время своих странствий и которые намерен передать тебе, состоит вот в чем: никогда не начинай драку правой рукой.

Он заметил, как напряглись мышцы у Ната на скулах и в углах рта – сын пытался сдержать смех. Кажется, начало положено. Нат оттолкнул его руку.

– Я сам могу подняться. Не маленький.

– Это точно.

Хэм отступил назад, показывая, что уважает его неприкосновенность. Он понял, что позволил себе недопустимую вольность, слишком рано приблизился к сыну.

– Я прошу, Нат, выслушай меня. Если хочешь, продолжай меня ненавидеть. Можешь ничего не говорить, только выслушай. Твоя мать считает, что все, что необходимо знать о жизни, заключено в произведениях Шекспира. Она права. Все, что он написал, в сумме и есть жизнь. Жизнь, которая разговаривает с нами. Слушая другого человека – любого, – мы всегда что-то приобретаем для себя.

Нат вытер лицо, стряхнул пальцами воду с густых черных волос. Попрыгал на одной ноге, чтобы вылить воду из уха.

– Я слушаю, – мрачно пробормотал он.

– Сначала пойдем в домик, найдем тебе какую-нибудь сухую одежду. Ты не знаешь, там наверху еще есть виски?