дну. С правого борта показался вход в большую пещеру, и внезапно мы очутились в самой гуще крайне Перепуганных гиппопотамов, среди которых было несколько бьющихся в истерике крокодилов.
Но они не напали на лодку и не пытались из нее нас вытащить, как полагалось бы в рассказе о подобном приключении. Они сбились в полутемной глубине пещеры, издавая леденящие кровь звуки: храп, рычание, зубовный скрежет. Не влепили ли мы им заряд прямо меж глаз, как полагается во всяком порядочном приключенческом фильме? Нет! Мы продолжали грести — но как! — против течения реки и накатывающих из глубины пещеры водоворотов. Обогнув небольшой выступ, мы попали в сильную обратную струю, так что Джордж получил возможность вычерпывать воду, пока я изо всех сил работал веслами. Через несколько минут мы причалили к крохотному клочку песчаного берега, который как-то ухитрился притаиться под уходящими вверх отвесными стенами каньона.
В полном изнеможении мы свалились на землю и стали шарить в поисках Папирос, но спички куда-то запропастились. Что за чертовщина? Я точно помнил, что захватил с собой спички. Посидев в мрачном безмолвии, мы стали шарить под несколькими широколистными растениями, разбросанными куртинками на песке: надо же было извлечь *ОтЬ какую-то пользу из такого бедственного положения. Мы надеялись, если повезет, отыскать еще несколько лягушек.
Поначалу не нашли ничего, но в дальнем конце отмели обнаружили несколько мелких лужиц у подножия скал. Я сунул палку в одну лужицу и с удивлением увидел, как несколько камней, лежавших на дне, таинственным образом переместились поглубже. Окликнув Джорджа, я продемонстрировал ему это загадочное явление. Мы принялись шарить в глубинах коричневатой воды своими сачками и немного погодя выудили пару необычных существ.
Было совершенно очевидно, что это какие-то черепахи, хотя у них вместо твердых панцирей спинки были покрыты пятнистой кожей, мордочки тонкие, заостренные, на плавниках виднелись когти, а сами черепахи были сплющены, как круглые лепешки.
— Черепахи, — сказал Джордж.
— Пресноводные, — сказал я.
— Морские.
— Морские черепахи живут в морях и на этих не похожи.
— А по-моему, похожи.
— Это пресноводные черепахи.
— Ладно, пусть будут хоть «телепахи»*, — сказал Джордж, прекращая спор.
Так мы и называли до конца нашего путешествия безобидных африканских триониксов (Trionyx triunguts), которые едва нас не поссорили.
На этом, очевидно, разнообразие животного населения песчаной отмели было исчерпано. Чертыхаясь и проклиная себя из-за спичек, в самом мрачном настроении мы продолжали двигаться против течения по мере своих сил. Стало немного легче: лодка больше не набирала воду, и до конца узкой горловины оставалось уже недалеко. Следующую остановку мы сделали на длинной песчаной отмели, по которой во множестве сновали мелкие пичужки — это были разнообразные кулички. Большая часть из них обратилась в бегство с жалобными криками, столь характерными для куликов. Остались только довольно спесивые красногрудые чибисы Anomalophrys superciliosis. Это птицы размером примерно с зеленую ржанку, с большой широкой головкой, от уголков клюва у них свисают два длинных ярко-желтых пучка перьев. Они оказались настолько непугаными, что мы причалили и разлеглись прямо среди стаи.
Перед нами открывалась картина такой поразительной красоты, что ее едва ли можно передать словами. Узкое русло реки, словно канал, созданный человеческими руками, прорезало густые лесные заросли прямой как стрела линией.
По берегам гладкий серый камень переходил в пологий песчаный пляж. Еще выше поднималась стена деревьев, а на опушке в необычайном изобилии росли сочные светло-зеленые травы. Небо над нами — бездонная, ярко-синяя пустота без единого облачка. Мы лежали на этом песчаном
* Телепаха (Теленок-черепаха) — персонаж из сказки Л. Кэрролла «Алиса в стране чудес». (Примеч. перев.)
островке, глядя вверх по течению, и весь мир представал перед нашим взором разделенным на прямые полосы в безукоризненном совершенстве: направо — темно-зеленые деревья, более яркие светло-зеленые травы, золотой песок, серый камень, посередине — бурая вода, слева — то же самое в обратном порядке, как точный отпечаток.
Я уже не раз пытался передать те ощущения, которые рождали во мне пейзажи, полные нетронутой естественной прелести. Может быть, я делаю это напрасно — множество людей, если не большинство, совершенно ничего не почувствуют, увидев тропические заросли в ослепительном свете солнца. Их колдовскую красоту, несомненно, не станут отрицать даже те, кто претерпел множество мучений от рук тропических демонов. И все же их красота неукротимо манит к Себе.
В полном одиночестве среди нетронутых, вечных лесов тропиков человек полностью сливается с природой. Крохотные кулички, покрытые плотно прилегающими аккуратными и ослепительно чистыми перышками, жужжащие насекомые, вытворяющие непостижимые фигуры высшего пилотажа, чистейшие пески, деревья с их тишайшим дыханием сквозь миллионы зеленых устьиц — это наша законная, естественная среда. Возня, от которой разит потом, может поднять нас до уровня сверхмуравьев, и нам придется закапываться в землю из страха пасть жертвой крылатых птиц или ползучих гадов в образе самолетов и танков.
Мы снова взялись за работу — поиски «телепах» и прочих зверюшек. Никто нам не попался, только Джордж раскопал водяную змею (Natrix ferox), которая устремилась к главному руслу, держа над водой свою блестящую головку. Это создание доставило нам несколько неприятных минут: очутившись в родной стихии, она проявила удивительную изворотливость и прескверный нрав. Мы преградили ей отступление и попытались захватить сачком, но она ускользнула и снова вышла на твердую землю. Мы гнались за ней до невысокой широколистной поросли.
Змея нырнула в небольшую расщелину, и мы полезли за ней, упиваясь своей храбростью. Потом потеряли ее из виду и стали значительно осмотрительнее: змея, затаившаяся под сплошным покровом листвы, — нешуточная угроза. Джордж осторожно двинулся влево, а я — вправо.
В ту минуту, как он крикнул мне, что нашел змею, что-то вырвалось из листвы прямо у моих ног. Я вскинул ружье. Видно было только колыхание потревоженной листвы, обозначавшее направление бегства животного. Когда виновник этой «волны» через несколько ярдов остановился, я осторожно стал подкрадываться, заинтригованный: что бы это могло быть? Внезапно поднялась громкая возня; существо снова встрепенулось, сделало вираж и ринулось сломя голову прямо на меня. Я выпалил по движущейся мишени из обоих стволов, но промазал, потому что ничего не видел. Зверь промчался в футе от моих ног. Я бросил ружье, сорвал шляпу и запустил ее вслед беглецу. И она попала в цель! Всякое движение замерло, если не считать двух коробков спичек, которые по инерции улетели далеко в сторону. Тут-то я и вспомнил, что спрятал их в шляпу, чтобы не подмокли. Я бросился за одним из коробков с поспешностью, которую надо видеть, чтобы оценить. В этом броске я споткнулся о собственную шляпу, а под ней... лежала крохотная пятнистая антилопа! Я не промазал.
Этот очаровательный маленький африканский оленек (Hyemoschus aquaticus) ростом не больше кролика, а его тоненькие хрупкие ножки не толще вашего пальца. По всему тельцу на красновато- коричневом фоне тянутся продольные полоски из мелких белых пятнышек. Это очень редкое животное. Впоследствии мы держали у себя двух живых оленьков и заметили, что они съедали любое насекомое, которое им попадалось. Необычно странное поведение для представителя семейства антилоп, но у животных в неволе возникают самые диковинные прихоти из-за отсутствия привычной пищи. Некоторые африканцы охотятся на мелких антилоп с помощью настоящих средневековых арбалетов, заряженных миниатюрными стрелками толщиной с карандаш, острия которых смочены растительным ядом. Этот яд добывается из определенного вида лиан — их толстые плети часто лежат на земле. Стоит надрезать такую плеть, как из нее, словно из кувшина, польется целая река млечного сока.
Подбодренные удачной охотой и сигаретным дымом, мы снова спустились в ущелье и понеслись обратно с такой скоростью, что не успели заметить ни гиппопотамов, ни крокодилов, ни лягушек. Как я уже
