вылетел даман, следом за ним — второй. Преследователь настиг жертву почти у наших ног и налетел на нее с отвратительной кровожадностью и злобой. Они катались по земле, кусаясь и визжа, и абсолютно не обращали на нас внимания. Мы попытались схватить маленьких фурий, но это было в высшей степени неблагоразумно: они тут же ополчились на нас и, обнажив поблескивающие зубы, накинулись на наши ноги. Более крупный зверек вцепился в икру Афы, и тот взвыл, как сирена.
Этого злодея нам удалось поймать. Как только он был надежно помещен в мешок, его противник, который сновал кругом в траве, норовя добраться до врага, тут же спасся в недоступных для нас скалах. Родственные этому животному виды обитают на территории Палестины и упомянуты в Библии; они изображаются в каждом толковом словаре, путеводителе или охотничьей истории как самые кроткие и робкие из всех существующих животных. Отмечаются свойственная им осторожность и необычайная хитрость, с которой они умеют прятаться.
Может быть, в других местах животные ведут себя совсем иначе, чем в Ассумбо, но мне в это как-то не верится.
Я понемногу убеждаюсь, что все написанное о повадках ; диких животных, особенно тех, которые не считаются крупной дичью, просто-напросто серия пересказов, причем каждый рассказчик списывает у предыдущего. Первоисточником по большей части оказывается какой-нибудь местный житепь, который не понял, о каком животном его спрашивают, или все сочинил, чтобы угодить собеседнику.
Даманы не грызуны, хотя они сильно смахивают на кроликов. Это копытные, и наиболее близкими их родичами являются слоны. Как и у слонов, у них есть копытца на четырех пальчиках передних лап и на трех — задних. На спине у дамана есть железа, окруженная волосками особого рода, к корням которых подходят мышечные волокна, так что зверек может раскрывать волоски венчиком, как у цветка. Волоски резко отличаются от остального меха ярко-желтым цветом. Венчик раскрывается, когда животное раздражено или напугано, если только этим фуриям знакомо чувство страха.
Великие воды Гиппопотамы. Гигантский скат.
Шпорцевые лягушки и путешествие вверх по реке. Крокодил берется за деле.
Манати
Гиппопотамы водились в большом озере, расположенном ниже станции Мамфе. В сухой сезон громадное круглое водное пространство, в которое впадали две реки, а вытекала только одна, обнажало широкие полукруглые песчаные отмели, среди которых потерянно плутали остатки вод бассейна Поперечной реки. Однажды утром на чистом, гладком, серебристом песке появилось множество громадных следов, образующих прихотливый узор. МЫ спустились вниз взглянуть на них поближе.
Несколько дней спустя по небывало счастливому совпадению у нас выдался перерыв в работе, и мы легли спать пораньше. Для меня это было настолько непривычно, что я никак не мог заснуть. Потеряв часы на тупой «пересчет овечек» и прочие умственные ухищрения, я украдкой выбрался на террасу, собираясь выпить чайку. Обогнув угол дома, я вдруг услышал диковинный скрежещущий звук. Земля футов на шесть была прикрыта негустым белым туманом, который светился в лучах небывало яркой луны. Я стал ходить по террасе, стараясь разглядеть сквозь туман, что там шумит.
Внезапно туман рассеялся. И тут почти у ступенек веранды открылся великанский бегемотий зад. В тумане легко ошибиться, и это видение показалось мне ближе и больше натуральной величины. Попробуйте вообразить чудовищного толстяка, облаченного в непомерно длинные мешковатые брюки, причем верхняя половина туловища до пояса засунута в дыру в белой простыне и совершенно скрыта от глаз, — и перед вами будет довольно точная копия картины, представшей моему взору. Зрелище было препотешное.
Туман неожиданно снова накатил и окутал все вокруг. Когда он вновь рассеялся, передо мной оказались уже два гиппопотама, стоявшие мордами друг к другу и боком ко мне. По-моему, туман отчасти скрывал от них и меня, потому что один из них тяжеловесной поступью направился прямиком к веранде, но вдруг остановился, будто почуяв что-то, опустил громадную голову и с шумным фырканьем стал нюхать утоптанную землю. В конце концов оба затопали прочь. Прошло несколько недель, и я снова увидел их на короткой травке между домиками станции. На этот раз они шагали гуськом друг за другом, как будто водили хоровод.
Несмотря на явные признаки опасности, на бегемотьи хороводы вокруг дома, у нас хватило ума отправиться ловить лягушек в двухместной лодочке-долбленке. Но позвольте кое-что объяснить.
Нам необходимо было раздобыть множество чрезвычайно редких и интересных животных, обитающих только в воде. По сути дела эти животные не так уж редки, но они редко попадаются, скрываясь под водой или у берегов. Вдобавок ко всему реки Западной Африки более чем полгода несутся неудержимыми бурными стремнинами, и все обитающие в них животные становятся невидимыми в мутной круговерти. Среди водных животных мы надеялись обнаружить и шпорцевую лягушку, что было одной из наших конкретных задач.
В этих местах в период дождей можно передвигаться только на лодках. Неизвестно по какой причине их называют «барками» — это просто-напросто снабженные паровым двигателем плоскодонки или суденышки размером с небольшой катер, с турбинным двигателем. Мамфе находится в нескольких сотнях миль от морского побережья, и нас доставили сюда как раз на такой «барке». Два месяца после прибытия мы дожидались конца дождливого сезона и жили все время на берегах крупных рек. Однако нам ни разу не пришлось увидеть типичного для подобных мест животного — по причинам, которые я уже объяснял.
Когда хляби небесные наконец иссякли, мы двинулись на охоту в леса (до изучения «великих вод» очередь дошла спустя многие месяцы). Надо признаться, что воодушевил нас на это служивший у нас собо из дельты Нигера. Мы постоянно возмущались качеством рыбы, которая входила в наше меню, а этот тип, считая себя человеком, который «знал вода чересчур хорошо», заявил, что наловит в озере Мамфе такой отличной рыбы, которая местным жителям и не снилась. Мы ему не поверили, потому что он нам не нравился, что само по себе, бесспорно, было довольно глупо.
Каково же было наше удивление, когда в одно прекрасное утро, поглощая импровизированный завтрак на веранде с видом на озеро, мы вдруг увидели небольшую лодчонку, выплывающую из-за песчаной отмели. С высокого обрывистого берега, где располагалось наше жилище, лодчонка казалась на глади реки не больше шляпки гвоздя. Мы вытащили свои мощные полевые бинокли и убедились, что это наш собо, а с ним в лодке находилась большая круглая сеть вроде тех, которыми ловят рыбу китайцы на илистых отмелях в устьях крупных рек.
Целых полчаса мы с интересом наблюдали за действиями собо. Он управлял лодкой с тем безошибочным инстинктом, которым отличаются доблестные представители народов, обитающих в дельтах. У конца отмели он вытащил суденышко на песок и пошел вброд по мелководью. Там он что-то посыпал на воду, свернул свою сеть, как моряк — канат, и застыл в ожидании.
Вокруг него стали возникать маленькие круги на воде. Тогда он забросил сеть — она раскрылась в воздухе громадным грибом и упала в воду. Когда он вытащил сеть, она была полна рыбы. Наш персонал с необычайным интересом смотрел на демонстрацию энергии и ловкости, какой мы не ожидали от неотесанного собо. Наше необычное для столь раннего часа поведение вызвало любопытство местных жителей, проходивших мимо по дороге из деревни, и они пришли посмотреть, в чем же дело. Мы дали им глянуть в бинокли — и они пришли в полный восторг. Однако действия рыбака в лодке их возмутили. Они в один голос заверили нас, что ловит он рыбешку, которая, по их представлениям, смахивает на наших банальных пескарей.
— Давайте мы вам покажем, как ловить рыбу, — вдруг заявили они. Я напомнил им, что именно об этом я и просил их каждый божий день.
