Миссис Пенгали имела привычку начинать уборку с музыкальной комнаты, когда Рейвен и Брэндон оставляли ее одну в доме. Здесь они проводили время в рабочие часы, если можно считать работой вдохновенное творчество. Домоправительница имела на этот счет собственное мнение. Она собирала чашки, которые они всегда оставляли немытыми, и придирчиво нюхала их. Чай! Иногда, как и сегодня, она чуяла запах вина, случалось, пахло виски, но миссис Пенгали была уверена, что ее обожаемый мистер Карстерс не заслуживает репутации горького пьяницы, какими были, по ее мнению, все артисты.
До сих пор она жила спокойно в этом доме. Когда Брэндон поставил ее в известность, что собирается пригласить на три месяца гостей, она с ужасом представила себе, каково будет их поведение. Она-то знала, какого сорта люди эти артисты, и ждала, что понаедут в шикарных автомобилях развязные люди в непристойных костюмах. Она плакала на плече у мистера Пенгали, опасаясь, что это будет настоящий кошмар и что ей просто не выдержать.
Но никто не приезжал! Не было орущих компаний, за которыми приходилось бы убирать после попоек. Приехал только мистер Карстерс с молодой девушкой, у которой были большие серые глаза, и она так хорошо пела, что это доставляло удовольствие миссис Пенгали. Но ведь девушка тоже принадлежала к миру эстрады. Значит, представления пожилой дамы об артистах были не совсем верными?
Домоправительница, вытряхивая покрывала в окно, видела, как нежная парочка прогуливалась возле скал, всегда в обнимку, и невольно улыбалась, глядя на них. Она отправляла покрывала на место и начинала вытирать пыль с мебели, стараясь собрать разбросанные бумаги куда-нибудь в одно место. Может быть, это что-то нужное! Подняв очередной листок, миссис Пенгали рассматривала не понятные ей значки нотных записей. Но здесь были и слова:
— Какая красивая песенка! Неужели ее сочинила эта милая девушка? — Суровая миссис Пенгали была уже почти влюблена в гостью.
С моря подул сильный ветер. Брэндон обнял Рейвен за плечи и медленно, с чувством поцеловал ее.
— Это еще зачем здесь-то?
— Для миссис Пенгали, — ответил он смеясь, — она подглядывает за нами из окна.
— Брэнд, ты ужасный человек. — Его губы снова прильнули к ней. Она отказалась ответить ему тем же. Присвистнув от удивления, он поцеловал ее еще более страстно, загородив собой от взглядов миссис Пенгали. Рейвен стало даже жарко, несмотря на холодный морской бриз.
— А это, — продолжал он, осыпая ее поцелуями, — это для меня.
— У нее есть какие-нибудь друзья? — спросила Рейвен.
— Да, конечно. И, полагаю, мы дали достаточно пищи для пересудов на ближайшее время.
— Так вот для чего ты целовал меня! Чтобы потрясти нравственные основы местных жителей?
— И по другим причинам тоже.
Они долго стояли потом в полном молчании, глядя на морские волны. Рейвен нравился суровый вид скал с отвесными стенами, подножие которых утопало в воде, шум моря и пронзительные крики чаек.
Партитура была почти готова, кроме нескольких концовок и отдельных кусков. Копии законченных номеров они отправили в Калифорнии. Рейвен понимала, что работа быстро продвигается к концу. Но у нее были свои причины медлить с ее завершением. Несмотря ни на что, она не совсем доверяла Брэндону, не понимала, что именно он от нее хочет, поэтому уклонялась от откровенного разговора. Сейчас в их отношениях установилось какое-то равновесие. Пока они в Корнуолле, их личную жизнь можно было не усложнять проблемами, которые неизбежно появятся, когда они окунутся в повседневную жизнь, вернувшись в Ел-Ей. Обязательства, связанные с ее профессией, поглощающей много времени, делали трудным устройство любого рода нормальной жизни, особенно личной. Любая подробность их отношений не ускользнет от внимания прессы, появятся фотографии и публикации, правдивые и вымышленные, самого худшего толка. Все это можно выдержать, только работая до изнеможения и решившись пренебречь сплетнями, если любовь достаточно сильна. Она не сомневалась, что их любовь крепка, но способна ли она избавиться от навязчивой мысли, что он снова может оставить ее? Память о причиненной боли удерживала ее от того, чтобы окончательно довериться Брэндону.
Чувство ответственности за мать создавало еще один барьер. Она стыдилась собственной матери и не решалась сообщить Брэнду о ее нынешнем состоянии. А этого в их совместной жизни не избежать. В прошедшие годы она решительно ограждала свою личную жизнь от посторонних вторжений, обещая себе никогда не зависеть ни от кого, даже от любимого человека. Поэтому Рейвен очень хотелось продлить время пребывания в Корнуолле. Но она понимала, что идиллия подходит к концу. Эта мысль не давала ей покоя. Прелюдия к осуществлению мечты была прекрасной. Но что будет дальше? Она не знала.
А сейчас, ухватившись за каменный выступ скалы, она задумчиво смотрела на море. Ее мысли были где-то далеко. Брэндон забеспокоился. Облако на какой-то момент закрыло солнце, и свет затуманился, потускнел.
— О чем ты думаешь? — спросил он, приглаживая рукой разлетавшиеся от ветра ее волосы.
— Об этом месте, где мы сейчас стоим и где мне так хорошо, — сказала Рейвен, не изменив позы. — Однажды мы с Джули отправились в Монако, и я была уверена, что это самое прекрасное место на земле. Сейчас я думаю, что здесь лучше.
— Я знал, что тебе понравится. Я боялся, что ты откажешься. Но мне очень хотелось привезти тебя сюда, где мы будем одни.
Рейвен продолжала глядеть на море.
— Я думала, мы приехали в Корнуолл работать над партитурой.
— Да, — Брэндон посмотрел на птицу, нырнувшую в волны, — но больше всего я хотел, чтобы ты была рядом.
— Рядом?
— Я сомневался, согласишься ли ты снова со мной работать, но написать партитуру к фильму — это ведь очень заманчиво. Может быть, без этого ты не согласилась бы жить здесь со мной?
— Значит, ты соблазнил меня партитурой? Помахал перед носом «мясной косточкой»?!
— Конечно нет. Я хотел работать вместе с тобой над партитурой, которую предложили мне. Но был и расчет другого рода.
— Расчет и планирование, — сказала она тихо, — как в шахматной игре. Джули права, никогда не была хорошим стратегом.
Она отвернулась, но Брэндон взял ее за плечи и попытался повернуть к себе лицом.
— Рейвен!
— Как ты мог? — Она снова отвернулась, глаза у нее потемнели.
— Как я мог? Что? — спросил он холодно, держа ее за плечи.
— Как ты мог использовать работу над партитурой как приманку, чтобы обманным путем привезти меня сюда? — Порыв ветра бросил волосы ей в лицо.
— Я использовал бы все что угодно, чтобы вернуть тебя в свою жизнь. Но я не обманывал тебя, Рейвен. Я говорил только правду.
— Часть правды!
— Возможно. Но разве нам не было хорошо здесь? Почему ты сердишься? Потому, что я люблю тебя,
