произойдет со мной… даже те вещи, которые невозможны. Я должна была вот-вот увидеть все, одновременно. Меня закрутило — и деревья тоже повернулись, только на пол-оборота; среди деревьев мужчина опустил руки, а глаза его были как снежки. Меня повернуло еще раз, опять на полный оборот — я как-то знала, что не увижу Королеву, пока не оборочусь дважды… Из этого хоть что-то имеет смысл?
Джек зажмурился и кивнул: да, смысл в этом был.
— В том месте надо повернуться дважды, чтобы сделать полный оборот, — сказал он.
— Я так и думала, что ты меня поймешь.
— Просто иная логика, вроде наших прыжков… А ты увидела ее?
— Не могу сказать, что «увидела». Хотя… пожалуй, да. Она находилась в малахитовом озере. И вовсе она не одета в белое, на ней совсем ничего не было. Поначалу я даже не поняла, с какой стати ее назвали Королевой-в-Белом. Может, тот мужчина видел ее по-другому или что-то знал про нее… Она такая высокая… Если бы я пришла из какого-то другого места, увидела ее другими глазами, вполне решила бы, что она красива. Ноги… и руки… не знаю, как их назвать, никогда такого не видела, — но казалось, что все на своих местах, — они ей шли. И вместе с тем я чувствовала, что стоит подойти ближе, как она высосет мои глаза. Я была как ледышка. Она наблюдала за мной из центра своего узла… бесконечно любопытная… любопытство — как голод, как смертный страх… она хотела все знать про меня. И такая злая, такая разочарованная. Потянуло открыть ей все, что угодно, лишь бы не было этой разочарованности, этого бешенства, — но у меня не хватало на это слов. Они не нужны. То, что ей хотелось, вылетело бы из меня кусками: места, где я побывала, мои поступки, прошлые и будущие, все мои «я» — всё одним большим, изжеванным куском полетело бы в ее узел. Она бы надела меня на себя, как платье, как шарфик. Наверное, я бы не умерла — но меня ожидало нечто похуже смерти.
Джек недвижно сидел на раскладушке, сунув дрожащие ладони под ляжки.
— Хм-м, — пробурчал он.
Девушка улыбнулась.
— Но ведь я здесь? Расслабься.
— Не так-то это просто. — Он нервно улыбнулся.
— Знаю… Ну так вот. Что-то я придерживала про себя — повезло, я даже не осознавала, что именно, — иначе все бы ей выложила. Может,
— Возможно.
— Тогда скажи, что я сделала.
Джинни пристально взглянула ему в глаза.
Джек пальцами показал, будто ножницами состригает пряди.
— Угу. Как только все закончилось — заняло меньше мига, — оказалось, что я лежу ничком на земле, засыпанная листвой. Вокруг поваленные деревья, масса воды — лужи холодные, но от них шел пар. Болотной ряской залеплено все и вся. Озеро исчезло, а того мужчину я больше не видела — не знаю, куда он девался. Лес будто под косу попал.
— А что сталось с камнем?
— Я его выронила, но потом нашла, — ответила Джинни. — Он лежал возле тропинки, по-прежнему в своей шкатулке. Я его прихватила и пошла назад, прямиком через лес. Около дома машины не было. Меня бросили одну. Ты, наверное, сделал то же самое. Вот и скажи мне, Джек: чем я их отпугнула?
Он до сих пор не мог ответить.
— Неужели мы и вправду умеем обрезать мировые пряди? — спросила она. — Не просто перепрыгивать с одной на другую, но обрезать?
Юноша покачал головой.
— Здесь что-то связано с камнями, которые суммируют. Они — часть нас самих. Мы не можем с ними расстаться, пока не умрем.
— Я потому и сдавала его в ломбард — ведь он всегда возвращается… А ты тоже обрезал пряди? Во время бури?
— Не помню. Времени на это не было.
— Возьми меня за руку, — неожиданно сказала она.
Джек не колебался ни секунды. Пальцы ее были горячими, а кожа, казалось, отливала бледным красно-вишневым цветом, напоминая чугунную печку в соседней комнате.
— Слушай, у тебя жар, — сказал он, но руку не отпустил.
— Со мной такое бывает. Ничего, пройдет, — кивнула она. — Я ведь выжила?
— Не то слово.
— Я знаю, почему
— Кто или
— Они нас боятся.
Юноша сжал ей пальцы, и жар начал ослабевать.
— Остается разобраться с Бидвеллом. Куда мы вообще лезем?
— Бидвелл не боится, во всяком случае, боится не нас, — заметила Джинни. — Вот почему я сюда пришла. Ни узлов, ни страха — только тишина и множество книг. Эти книги напоминают изоляционную обивку. Здесь я до сих пор чувствую себя в безопасности. И камню моему ничего не угрожает — пока что.
Джек тихонько присвистнул.
— О'кей, — сказал он.
— Ты сомневаешься?
— Да, хорошо, что здесь тихо. Хотя я бы предпочел, чтобы все вернулось на свои места, стало нормальным.
— А ты нормально жил?
— Да, пока мама не умерла, — ответил он. — Ну… может, не совсем нормально — но весело. Хорошо.
— Ты любил ее?
— Конечно. Вместе с отцом они были… в общем, где бы мы ни оказались, везде у нас был дом, пусть даже на один день.
Джинни огляделась.
— Здесь я чувствую себя как дома… А что у тебя за история?
— Матушка была танцовщицей. Отец всегда хотел стать комиком и фокусником. Сначала умерла мама, потом он. Я совсем мальчишкой был. Многого они мне не оставили — небольшой сундучок, кое-какой реквизит, книжки про фокусы — и камень. Голодать особо не пришлось — я научился играть на гитаре и жонглировать… кое-какие карточные фокусы и все такое. Поначалу, как и ты, прибился к дурной компании, потом сбежал… жил по законам улицы, начал подрабатывать баскером. Сумел не нарваться на нож… Года два назад переехал к парню по имени Берк. Он работает поваром в ресторане. Впрочем, в последнее время мы не очень-то общаемся.
— Любовники поссорились?
— Да нет, — усмехнулся Джек. — Берк не из того теста слеплен. Ему просто не нравится жить в одиночку.
— Ты раньше встречал этих женщин?
— Эллен я знаю неплохо. С другими познакомился совсем недавно.
— Это ты нарисовал эскизы, которые… которые Мириам нашла в твоей комнате?
— Я рисую как курица лапой. Мой визитер это сделал.
— Откуда он, как думаешь?
— Из «города в конце времен», разумеется, — насмешливо ответил Джек, но голос его предательски дрогнул.
— И моя гостья тоже, — сказала Джинни. — Хотя в последнем сне она была не в городе, а снаружи, в каком-то гиблом месте.
— В Хаосе, — кивнул Джек.
Девушка не отрывала взгляд от пола:
— Не хочу об этом говорить.