— А что мне говорить? — передернула плечами Нелл. — Разве мое мнение тебя волнует? Все равно ты поступишь по-своему.
— Я хочу, чтобы вы поняли: это и для него очень непросто. Он уже давно хотел вам обо всем рассказать, поскольку считал непорядочным держать все в секрете, но я не была к этому готова.
— Ну да, конечно… — В голосе отца явно слышалось презрение.
— Честное слово, папа! Он часто говорил мне, что испытывает боль, каждый день встречаясь с тобой и зная, что он носит в себе тайну от тебя.
— Ах, горемыка! Бедная, мятущаяся душа!
Они еще никогда не слышали, чтобы в голосе отца звучала такая горечь, такой испепеляющий сарказм. Его лицо перекосила ядовитая усмешка.
Грания расправила плечи.
— Мама права, — сказала она. — В конце концов, мне двадцать один год, я совершеннолетняя и вольна поступать так, как мне вздумается. Но мне хотелось сделать это… ну, с вашего благословения, что ли.
— А где же сам сэр Галаад?[73] Почему он не удостоил нас чести явиться сюда и снизойти до нас, букашек?
— Он на улице. В своей машине. На тот случай, если это будет необходимо… — Грания прикусила губу. Она с самого начала знала, что они не захотят его видеть. Так и получилось.
— Нет, — сказал отец. — В этом нет необходимости. И вот что еще, Грания. Я не дам тебе благословения, о котором ты просила. Твоя мать сказала правильно: ты все равно поступишь по-своему. Так что же зависит от нас? Ничего! Значит, и все эти разговоры ни к чему.
Встрепанный, красный от злости, Эйдан встал из-за стола и вышел. Через несколько секунд на первом этаже грохнула дверь его комнаты.
Грания посмотрела на мать. Нелл Данн передернула плечами.
— А чего ты ожидала? — спросила она.
— Но Тони в самом деле любит меня!
— Может, любит, а может, и нет. Но неужели ты полагаешь, что это имеет хоть какое-нибудь значение для твоего отца? Случилось так, что ты выбрала себе единственного из целого миллиарда мужчину, которого твой отец никогда не примет. Никогда!
— Но ты… Хоть ты-то меня понимаешь?
Грании было очень нужно, чтобы хоть кто-то ее поддержал!
— Я понимаю одно: он — именно тот человек, который тебе сейчас нужен. Что тут еще понимать?
Лицо грании застыло, словно выточенное из камня.
— Спасибо, мама. Ты мне очень помогла. — Затем она перевела взгляд на свою сестру и подружку. — И вам тоже большое спасибо. Что бы я без вас делала!
Бриджит буквально взвилась от столь несправедливого обвинения:
— А чего ты ждала? Что мы упадем на колени и скажем родителям, что вы с Тони созданы друг для друга?
— Я пыталась сказать, что он — хороший, — проблеяла Фиона.
— Да, я помню. — Грания была мрачнее тучи. Она поднялась из-за стола все с тем же каменным лицом.
— Куда ты собралась? — спросила Бриджит. — Только не иди к отцу, его не переубедить.
— Нет, к отцу я не пойду. Я хочу собрать вещи, а потом поеду к Тони.
— Если он так безумно влюблен в тебя, он просидит в машине и до завтра, — сказала Нелл.
— Но я не хочу больше здесь оставаться, — парировала Грания. — Я не сознавала этого до последней минуты, но я никогда не была здесь счастлива.
— А что значит — «счастлива»? — спросила Нелл Данн.
Ответа не последовало. В молчании они слушали, как Грания направляется по лестнице в свою комнату, чтобы упаковать чемодан.
В машине, припаркованной у тротуара, сидел мужчина, мучаясь неизвестностью и строя всевозможные догадки относительно того, что происходит в эти минуты в доме. В окнах спальни он заметил какое-то движение и теперь размышлял над тем, хороший это знак или дурной. А затем он увидел, как из дома вышла Грания с чемоданом в руке.
— Поехали домой, детка, — сказал он ей. А она разрыдалась и долго плакала, уткнувшись лицом ему в плечо — точно так же, как, казалось бы, еще совсем недавно, будучи ребенком, плакала, уткнувшись в плечо отца.
Фиона еще не один час размышляла о событиях того вечера. Грания всего на год старше, откуда же у нее столько смелости, чтобы так бесстрашно бросать вызов родителям? По сравнению с драмой, разыгравшейся в жизни подруги, ее собственные проблемы казались ей мышиной возней. Сейчас перед ней единственная задача: предпринять что-нибудь для того, чтобы наладить отношения с Барри, закрепиться в его жизни.
Уже засыпая, она решила, что подумает об этом завтра утром, придя на работу.
Если ты работаешь в больнице, то всегда можешь купить в цветочном ларьке дешевые цветы: в конце дня полуувядшие букеты распродавались буквально за гроши. Фиона купила маленький букетик фрезий и прикрепила к нему записку со словами: «Для Нессы Хили. Желаю скорейшего выздоровления», — и когда ее никто не видел, оставила цветы на столе дежурной медсестры в отделении, где лежала мать Барри. И почти бегом вернулась в свой кафетерий.
Они с Барри не виделись уже два дня, но когда он наконец-то появился, то выглядел весьма жизнерадостным.
— Маме уже гораздо лучше, — сообщил он. — В конце недели ее, наверное, выпишут домой.
— О, я очень рада, что она справилась с… со своими проблемами.
— Ну, видишь ли, все дело в моем отце. Она думает… Точнее, думала, что… Короче, он ни разу не пришел навестить ее. Он говорит, что не позволит шантажировать себя этими попытками самоубийства. И она поначалу находилась в глубокой депрессии.
— А теперь?
— А теперь он, похоже, сдался. И даже прислал ей цветы — букетик фрезий. Вроде бы мелочь, но мама теперь знает, что не безразлична ему, и хочет поскорее вернуться домой.
Фиона почувствовала внезапный озноб.
— Он… сам принес ей эти цветы?
— Нет, просто оставил их на столе у дежурной медсестры и ушел, но, тем не менее, это сработало.
— А что он сам — твой папа — говорит обо всем этом? — слабым голосом спросила Фиона.
— О, он утверждает, что не приносил и не посылал никаких цветов, но так уж между ними заведено: постоянно прикидываются друг перед дружкой. — Голос у него был не очень уверенный.
— Да-да… Все родители немного странные, мне об этом буквально вчера говорила моя подруга. Никогда не знаешь, что у них на уме, — уверяла она.
— После того как я перевезу маму домой, мы с тобой сходим еще куда-нибудь.
— Я — с радостью, — сказала Фиона. Господи, Господи, только бы никто и никогда не узнал, что эти цветы положила она, только бы Барри и его мать приняли самое простое объяснение и продолжали верить в то, что фрезий прислал его отец!
Барри повел Фиону на футбол. Перед тем как отправиться на стадион, он объяснил ей, за кого нужно болеть. Кроме того, вкратце разъяснил ей основные правила игры, сообщил, что в прошлых матчах рефери проявлял удивительную близорукость, и дай Бог, чтобы к сегодняшнему дню его зрение исправилось.
На трибунах им встретился коренастый темноволосый парень.
— Здорово, Луиджи! — приветственно обратился к нему Барри. — Я и не знал, что ты болеешь за эту
