клубе, столовой комсостава (бывший дом ксендза) и отсеке столовой 33-го инженерного полка, открыла убийственный огонь по Трехарочному мосту и двору Цитадели, где метались безоружные, ничего не понимающие красноармейцы.

Но, несмотря на захлестнувший Центральный остров хаос:

— оставшиеся в живых пограничники 3-й комендатуры уже откопали заваленную кирпичами пирамиду, разбирают винтовки и гранаты;

— бойцы 9-й погранзаставы, в трусах, по команде лейтенанта A.A. Кижеватова достают из-под завала пулемет «максим»;

— в подвале 333-го стрелкового полка, где скопилось около 100 человек, лейтенанты А.Е. Потапов и A.C. Санин группируют вокруг себя знакомых бойцов;

— полковой комиссар Е.М. Фомин приводит в чувство красноармейцев 84-го стрелкового полка, расставляет их у окон, и два пулемета тупыми рыльцами смотрят во двор (в казарме больше 1000 человек, но командиров недостает катастрофически);

— играют построение в коридоре казармы 33-го инженерного полка: «Всем распоряжались младшие командиры-комсомольцы. Строй был шумный. Состав красноармейцев делился на группы, которые занимали оборону у окон. Вооружены были только винтовками с примкнутыми штыками и без патронов»;

— в казармах; 44-го и 455-го стрелковых полков, пытаясь соединиться с соседями, бойцы ломают перегородки отсеков между ротами, собирают цинки с патронами.

Штурмовая группа, продвигавшаяся вдоль внутренней стены кольцевой казармы к Белому дворцу, втянулась в проход между кольцевой казармой и оградой Инженерного управления. И здесь им во фланг от Холмских ворот ударили красноармейцы 3-го батальона 84-го стрелкового полка под руководством заместителя политрука Самвела Матевосяна. Пулеметы и винтовки били в упор, а затем:

«Какой-то глухой, протяжный шум послышался внутри казарменного здания, двери, ведущие во двор, рывком распахнулись, и с оглушительным яростным «ура» в самую середину наступающего немецкого отряда потоком хлынули вооруженные советские бойцы, с ходу ударившие в штыки. В несколько минут враг был смят и опрокинут. Штыковой удар, словно ножом, рассек надвое немецкий отряд. Те автоматчики, что еще не успели поравняться с дверями казармы, в панике бросились назад, к зданию клуба и к западным, Тереспольским, воротам, через которые они вошли во двор. А большая часть отряда, отрезанная от своих, кинулась бежать по улице к восточному краю острова, и за ней по пятам с торжествующим «ура» неслись атакующие бойцы, работающие штыками. А за ними, также крича «ура», бежали другие бойцы, вооруженные кто саблей, кто ножом, а кто просто палкой или даже обломком кирпича («Ура», — признается сержант С.Т. Бобренок, — чередовалось со словами не совсем удобными для записи. В них — гнев, и ненависть, и радость мести»)…

Это был первый контрудар, нанесенный германским войскам, штурмующим крепость».

Это были первые трофеи и первые вражеские пленные.

Путь назад для немцев оказался закрыт. Отступавшего противника шквальным огнем встретили пограничники 9-й погранзаставы, бойцы 132-го батальона НКВД, 333-го стрелкового полка.

Лишь часть прорвавшихся в Цитадель автоматчиков нашла убежище в здании клуба и столовой комсостава.

Штурмовая группа 12-й роты, проскочив через Трехарочные ворота на Северный остров, повернула направо и мимо вала прикрывавшей кольцевую казарму батареи, в казематах которой разбирали оружие и баррикадировали входы бойцы роты приписного состава 33-го инженерного полка, устремилась к восточным валам. Оттуда немцев встретили огнем, и они были вынуждены «повернуть оглобли». Но и назад, через Трехарочный мост, пути уже не было. Остатки группы, оказавшиеся в окружении, засели на валу батареи.

После успешной контратаки и допроса пленных Фомин приказал Матевосяну надеть гимнастерку полкового комиссара и на трех уцелевших пушечных БА-10 прорваться в город, выяснить обстановку и доставить в крепость командный состав. Погрузив боеприпасы, машины двинулись к Трехарочным. Но добраться до Бреста не получилось: Восточные ворота оказались забиты сгоревшими тягачами, у Северных наблюдалась та же картина, Северо-Западные уже занял противник. Пришлось возвращаться обратно.

В 4.30 от Тереспольских ворот, забрасывая ручными гранатами подвалы 333-го полка и окна здания пограничников, бросилась в атаку вторая волна батальона Праксы с командиром во главе («Тактика немцев — забрасывание гранатами — причиняла нам немалый урон», — признает рядовой A.M. Филь. «Контртактика» была придумана следующая: заметив, что гранаты взрываются с замедлением, красноармейцы укладывали под окнами матрасы, смягчавшие падение, и метали гранаты обратно).

Обтекая погранзаставу, немцы снова пытались прорваться на Северный остров через Трехарочные ворота. Им удалось поджечь два из возвращавшихся в расположение полка бронеавтомобилей Матевосяна, под огнем проскочить мост и достигнуть подступов к Восточному форту. С занятой позиции отчетливо были видны фигуры солдат 1-го батальона, пробивавшиеся к форту с запада. Но именно в этот момент командир 135-го пехотного полка, находившийся в первом батальоне и ничего не знавший о действиях третьего, приказал майору Ельце «привести подразделения в порядок», а затем обратился к командованию дивизии с настойчивой просьбой ввести в дело резервный 2-й батальон майора Парака. На практике это означало отход.

Гауптман Пракса с оставшимися в живых бойцами также приступил к ретираде. К нему присоединились остатки 12-й роты из первой волны. Предстоял обратный путь от Трехарочных к Тереспольским воротам, и, хотя отступление прикрывалось огнем из столовой 33-го инженерного полка, пройти удалось немногим. Где-то на этом пути, во дворе Цитадели, около 5 часов утра красноармейская пуля настигла и командира разгромленного 3-го батальона. Еще час спустя на Северном острове, поднимая в атаку залегшие подразделения, погиб майор Ельце.

Бои развернулись по всей территории крепости. С самого начала они приобрели характер обороны отдельных ее укреплений без единого руководства, без связи и без взаимодействия между защитниками отдельных участков. Ряды оборонявшихся возглавили командиры и политработники, нередко командование на себя принимали сержанты и рядовые красноармейцы. Порой и вовсе не было никакого руководства, бойцы хватали винтовки, вскрывали склады боепитания и стреляли: «Командиров в нашем подразделении не было, но мы все понимали, что надо защищаться».

Можно сказать, что первый отпор был стихийной реакцией. Вот как об этом вспоминал лейтенант A.C. Санин, один из организаторов обороны расположения 333-го стрелкового полка: «Моя роль, как командира, сводилась к решению общих вопросов. Мне кажется, что я совсем и не командовал. Все, кто способен был действовать, действовали без всякой команды, и уж только тогда, когда что-нибудь было сделано, следовал доклад…

Никто никого не заставлял, не приказывал — как-то все шло само собой, по собственной инициативе бойцов и командиров. В то время было трудно понять, кто боец, кто командир, все были равными, все одинаково горели желанием не подпустить врага к зданию».

Оружейный мастер 44-го стрелкового полка старший сержант А.П. Бессонов: «Люди собрались из разных полков, и понять, где командир и где рядовой боец, нельзя было, большинство были раздеты… Люди смешались, стали действовать поодиночке или группами безо всякого руководства, этого допускать нельзя было, нужен был руководитель, но офицеров нашего полка среди нас не было… Я был назначен «снабженцем», вернее не назначен, а сам себя назначил, по доставке оружия и боеприпасов на наш участок. Ведь это входило в мои обязанности работника боепитания полка».

Рядом с бойцами были женщины и дети. Они помогали раненым, подносили патроны, участвовали в боевых действиях с оружием в руках (что вдохновило генерала Блюментритта на сочинение байки о «женском батальоне», защищавшем старую крепость: «Там мы узнали, что значит сражаться по русскому способу»).

Конечно, не было, и не могло быть, все настолько плакатно-героично, как излагалось в советской