Сталин – Черчиллю
Усталые корабли, которым удалось сберечь себя, уже втягивались в протоку Маймаксы – в главный судоходный рукав северодвинской дельты. Я помню эти пасторальные берега, в крупных и чистых ромашках, помимо буро-шоколадных коров, которые, стоя по брюхо в воде, мычали на проплывавшие корабли, и потому я отлично прочувствовал фразу английского обозревателя: «Жители некоторых расположенных на берегах деревушек шумно приветствовали проходившие корабли». Да, наверное, так оно и было – от околиц своих деревень колхозницы махали нашим эсминцам, почему бы не помахать и союзникам? Правда, караваны РQ во время войны были строго засекречены, и наши крестьяне, завидев суда иностранцев, вряд ли могли тогда знать, что мимо их деревень плывут остатки разгромленного РQ-17… У самых причалов Архангельска, когда перед моряками открылась обширная панорама города, его зеленые бульвары, рассудок одного американского матроса помутился от счастья – он бросился за борт! Корабли уже подавали швартовы. Началась разгрузка. «На кузовах десятков машин „Скорой помощи“, как только их вытаскивали из трюмов одного из судов, русские рабочие тщательно выводили краской надписи:
23 июля И. В. Сталин дал ответ У. Черчиллю на его послание от 18 июля… Вот что он писал премьер-министру Англии:
«Наши военно-морские специалисты считают доводы английских морских специалистов о необходимости прекращения подвоза военных материалов в северные порты СССР несостоятельными. Они убеждены, что при доброй воле и готовности выполнить взятые на себя обязательства подвоз мог бы осуществляться регулярно с большими потерями для немцев.
Приказ Английского Адмиралтейства 17-му конвою покинуть транспорта и вернуться в Англию, а транспортным судам рассыпаться и добираться в одиночку до советских портов без эскорта наши специалисты считают непонятным и необъяснимым.
Я, конечно, не считаю, что регулярный подвоз в северные советские порты возможен без риска и потерь. Но в обстановке войны ни одно большое дело не может быть осуществлено без риска и потерь.
Вам, конечно, известно, что Советский Союз несет несравненно более серьезные потери. Во всяком случае, я никак не мог предположить, что Правительство Великобритании откажет нам в подвозе военных материалов именно теперь, когда Советский Союз особенно нуждается в подвозе военных материалов в момент серьезного напряжения на советско-германском фронте…»
Письмо Сталина вручал Черчиллю лично советский посол И. М. Майский. Британский премьер был одет в синий комбинезон на застежке «молния», у него было дурное настроение (что-то опять не ладилась война и Египте). Вспоминая об этом дне, И. М. Майский пишет: «С горя Черчилль, видимо, немножко перехватил виски. Это заметно было по его лицу, глазам, жестам. Моментами у него как-то странно дергалась голова, и тогда чувствовалось, что, в сущности, он уже старик… страшное напряжение воли и сознания поддерживает Черчилля». Премьер, прочтя послание Сталина, испугался мысли о возможности выхода СССР из войны, что он и дал понять советскому послу.
Иван Михайлович Майский резко возразил премьеру:
– Никому у нас в голову не приходит мысль о прекращении борьбы. Наш путь определен раз и навсегда – борьба до конца… Однако надо считаться и с реальностями ситуации…
Реальность обстановки подсказывала только один верный путь – открытие второго фронта в Европе. Как раз в эти дни в Лондоне проходило совещание англичан с американцами. Решался ключевой вопрос: проводить операцию «Оверлорд» (высадку войск во Франции) или операцию «Факел» (в Северной Африке)? Гарри Гопкинс и Эйзенхауэр стояли за «Оверлорд», но победил в споре все-таки Черчилль, и союзные силы были снова отвлечены от Европы на щипанье хвоста Гитлеру в пустынях Африки.
Положение же на советско-германском фронте было отчаянным: Сталинград сейчас уже приковывал к себе внимание всего мира. «В Англии вновь подняли голову всевозможные кассандры, которые опять на все лады доказывали, что гитлеровская армия непобедима, что русские не смогут устоять на Волге…»
И самые худшие предположения вскоре оправдались. Воспользовавшись разгромом каравана РQ-17, англичане решили больше не рисковать в конвоях. Но почему они дали противнику убить караван – об этом они умалчивали. Корабли эскорта давно дремали в «собственной спальне», а корабли РQ-17 – уже последние из каравана! – гитлеровцы добивали в океане…
Сейчас нам было важно убедить англичан, что проводка караванов возможна и необходима. Северный флот брался это доказать в своей зоне!
Последние
Казалось, все складывается не так уж плохо. Из носовых отсеков, разрушенных бомбою, откачали воду за борт – дифферент выправили. Все бы ничего, и они были бы уже, наверное, в безопасности, если бы не забарахлил индуктор в машине. Тогда транспорт не пошел, а пополз.
Брэнгвина разбудил Сварт.
– Молись! – сказал он с таким выражением лица, будто его обделили за выпивкой. – Молись, брат мой… «И пришла за ним смерть», – шпарил Сварт далее по молитвеннику.
В иллюминаторе виднелось море. Солнце было на подъеме.
– Не с того борта смотришь… Глянь по левому крамболу! «И пришла за ним смерть, и она позвала его к себе, и встал он навстречу смерти, и она повела его…» Видишь? – спросил Сварт, перелистывая страницу.
С другого борта шла волна. В потоках пены там ныряла германская лодка. По ее скользкой палубе деловито расхаживали люди в длиннополых бушлатах. Брэнгвин с детства знал, что благородные пираты флага с черепом и костями на своих мачтах никогда не носили (у них были другие флаги). А теперь Брэнгвин своими глазами видел настоящий флаг с черепом и костями, как на будке трансформатора токов высокого напряжения. Этот псевдопиратский флаг болтался над перископами чуть повыше официального знамени со свастикой…
Ему стало обидно – очень хотелось жить.
А там не спеша возились возле орудия… Брэнгвин расслышал, как немцы через мегафон спросили:
– Назовите ваш генеральный груз.
– Одна тушенка и обувь, – соврал кто-то с палубы, но соврал неумело, и с мостика лодки раздался дружный смех, в который вплеталось динамичное стрекотание киноаппарата.
– Эй ты, идиот из Техаса! – доносилось из мегафона. – Может, ты скажешь, что в контейнерах на палубе лежат лакированные ботинки для русской пехоты?
– Я не знаю, что там.
– Зато мы уже догадались! – был зловещий ответ…
«Неужели жизни пришел конец?» – спросил себя Брэнгвин. Но в тот же момент он, как большая и сильная кошка, в два прыжка очутился возле люка и стремглав провалился в его впадину.
– Не сделать ли вам укол, дружище? – спросил он как можно веселее.
Вместо лица – маска сизого, изрубленного, как котлета, мяса. Но глаза штурмана еще жили.
– Что у вас там… наверху? – простонал он.
Брэнгвин разбил на этот раз три ампулы морфия.
– Выдерните рубашку сами, сэр…
Он свалил штурмана в небытие лошадиной порцией наркоза. Ему было жаль хорошего парня. Пусть он идет на дно, так и не узнав, что на свете есть флаги с черепом и костями.
Первый выстрел с подлодки не страшен: он пристрелочный.
– С вашего разрешения я выпью? – спросил Брэнгвин.
Штурман уже одурел после укола – ничего не ответил.
Брэнгвин со стаканом в руке смотрел на часы.
Минута, вторая… «Чего они там копаются?»
Второй выстрел – тоже мимо, с перелетом над палубой.
