он тоже гнал самогон – для комбата и его заместителей. Кто-то хитрый узнал, где он его гонит, и когда он отлучился, весь «товар» сперли – вот было ему и начальству огорчение! Заместитель комбата Бурков решил, что это могли сделать только офицеры нашей роты, и сразу пришел к нам в хату. Но у нас самогона не оказалось, а на столе у нас он появился только через дня два. Кто это сделал, так и осталось тайной. Надо сказать, что в октябре Буркову было присвоено звание капитана и вручен орден Красного Знамени. Он обходил все роты и с офицерами «обмывал» это звание и орден. Он был очень рад, поскольку долго проходил старшим лейтенантом. Это было одной из отрицательных черт штаба бригады – не только орденами не разбрасывались, но и звания проходили с трудом.
Мы занимались с личным составом только в поле – «сколачивали» взвод, реже роту, а вот по мишеням стреляли редко. Боялись, что это демаскирует наше расположение, – передовая была совсем рядом. Вот так проходили наши будни. Раза два-три Александр Гущенков ездил в Сандомир обменять кое-какие трофеи на сало, водку, колбасу, белый хлеб, но трофеи быстро исчезли, и мы снова перешли на пшенную кашу и самогон. С наступлением холодов нас всех переодели в зимнее обмундирование. Родина своих воинов не забывала, одели нас тепло и хорошо, выдали шапки-ушанки, рукавицы, ватные брюки, теплое байковое или шерстяное белье, портянки простые и байковые или шерстяные, офицерам – суконное обмундирование и меховую безрукавку. Полушубки и валенки не выдавали.
Осенью 1944 года в батальоне появилась вторая после военврача Прасковьи Панковой женщина – повариха. Я как-то не заметил ее сначала, но мне сказали, что появился новый повар. Это была рыжая деваха лет не более 25, тяжелого телосложения и небольшого роста. Обычно поварами были мужчины, а тут женщина. Я пошел как-то раз посмотреть на нее. Я пришел к кухне и говорю: «Пожрать нечего?» – а она мне грубо отвечает: «Нет, иди, не мешай готовить». Я ей в ответ: «Вот, пришел посмотреть на тебя, познакомиться, моя фамилия Бессонов». «Так это ты Бессонов? Почти всех знаю, а тебя впервые вижу, – сказала она. – Твои дружки говорят, что ты все время где-то впереди, а Петро Шакуло, Гущенков и Михеев о тебе тут столько наговорили, что придется тебе отвалить кое-что из моего НЗ». Выделила мне банку американской тушенки, колбасы и хлеба. Мне осталось только сказать ей спасибо и с едой уйти в роту. Вот так познакомился я с Лелькой. Ее так все звали, а как ее фамилия – не знаю.
Фрицы часто обстреливали село из орудий большого калибра, но потерь от этого обстрела не было. Налет авиации был только один раз, но на этот раз наши истребители отогнали немецкие самолеты и даже сбили один или два. Мы все же соблюдали маскировку, хотя от лампы-светильника свет был слабый, но вечером мы занавешивали окна, а печи топили с наступлением темного времени, днем не топили из-за дыма.
Штаб бригады организовал сборы командиров взводов, от роты туда был направлен я. Занимался с нами заместитель комбрига подполковник Григорий Старовойт. Мне он поручил сделать сообщение на тему «Действие роты во встречном бою, на марше». Сейчас я уже не помню, что говорил и какие были замечания по моему сообщению, но в январе 1945 года по предложению подполковника Старовойта я со взводом был выделен от бригады в передовой дозор на трех танках и прошел впереди бригады около 600 км от Вислы до Одера.
К западу от села, где располагался батальон, находилась высота, господствующая над окружающей местностью. Периодически, согласно графику, мне со взводом приходилось ее занимать, на случай, если немцы вдруг предпримут наступление, хотя от переднего края нашей обороны высота находилась на значительном расстоянии (5–7 км). Для поддержки передового дозора на высоту от бригады выделялись, также на всякий случай, один-два танка Т-34, иногда выделялись орудия из артиллерийского дивизиона, обычно взвод 76-мм пушек (два орудия). Мы не любили туда ходить, на высоте приходилось жить в необорудованных землянках, и пищу нам доставляли в термосах с батальонной кухни. Немцы изредка предпринимали по этой высоте артиллерийские налеты, но у меня во взводе потерь не было.
В ноябре мы имели возможность сфотографироваться у поляка. На одной карточке – я с Петром Шакуло и солдатом из пулеметной роты, вторая подарена мне Сашей Гущенковым. Кроме Гущенкова на ней стоят командир взвода автоматчиков Оплеснин, ординарец Чернышова, командир 1-й роты Николай Чернышов, командир 2-й роты Штоколов и его ординарец. Александр Гущенков – командир пулеметного взвода нашей 1-й роты написал: «На долгую добрую память Жене от Сашки. Вспоминай, как вместе сражались, как вместе пили и гуляли в Польше – 28.11.44 г.».
Она такой вдавила след
И столько наземь положила,
Что двадцать лет и тридцать лет
Живым не верится, что живы.
ВИСЛО-ОДЕРСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
Закончилась наша подготовка на Сандомирском плацдарме к предстоящим боям. В конце декабря 1944-го мы своим ходом вышли из села, где располагались, недалеко от переднего края обороны наших войск. Наш батальон сосредоточился в лесу, и несколько дней мы спали около костров на елочном лапнике, пока не построили землянки и не установили там печки-«буржуйки», сделанные из пустых бочек из-под топлива. Дверь землянки закрывали плащ-накидками, кусками брезента. Мороз, правда, был не очень большой, градусов 10–12, но и на таком морозе дрожь пробирала до костей. В землянке было, конечно, теплей. В этот период занятия не проводились, нам предоставили полный отдых. Мы отсыпались, проверяли оружие на исправность и занимались всякой ерундой – в основном играли в карты и писали письма родным.
Нас, офицеров, несколько раз возили на передний край, в траншеи, намечая маршруты движения танков с десантом и знакомя нас с экипажами танков. Когда начнется общее наступление, мы не знали, – эти вещи не разглашались. Но чувствовалось, что скоро наступит этот момент, и поэтому испытывали какое-то волнение, даже нервозность. Самое это паршивое – ждать и догонять.
Наконец этот день, 12 января 1945 года, наступил. После длительной артиллерийской подготовки и ударов авиации общевойсковые части и соединения перешли в наступление, стремительной атакой захватили первый, а затем и второй оборонительные рубежи противника. Артиллерийская и авиационная подготовка продолжалась, если мне не изменяет память, не менее полутора часов. По обороне противника вели огонь орудия от 76-мм до 152-мм, минометы 82-мм, 120-мм, 160-мм, а также «катюши», ее бомбили бомбардировщики и штурмовики. Стоял сплошной гул, приходилось даже кричать, потому что не слышно было друг друга. Над обороной противника поднимался густой дым, там что-то летело вверх, что-то горело и взрывалось. Противник лишь изредка и кое-как огрызался огнем, почти вся его артиллерия и минометы были подавлены.
После прорыва обороны противника общевойсковыми частями настала очередь за нами. Задача нашей бригады и всей армии была войти в прорыв, развивать наступление к Одеру и захватить на его левом, западном, берегу плацдарм.
Наша рота, как и другие роты батальона, на танках танкового полка бригады десантом начала движение колонной вперед. На дороге была неразбериха, кроме нашей бригады двигались и другие части, различные тыловые подразделения, некоторые машины и повозки шли против нашего движения, мешая наступлению. Сворачивать с дороги было опасно – там все было заминировано, и саперы не успели еще обезвредить поставленные немцами мины. Машина М-1, «эмочка», с командиром бригады подорвалась на мине, и полковник Туркин только случайно остался живым, отделавшись легкой контузией, хотя его шофер и ординарец погибли, а машину разнесло на куски. Командир взвода нашей роты лейтенант Шакуло был ранен 12 января, его чем-то задело и сломало ногу. Когда он убыл в госпиталь, мне было поручено командовать и его взводом, хотя во взводе старшим остался сержант Савкин – прекрасный парень, храбрый и умелый боец.
Весь день 12 января 1945 года мы успешно, хотя и медленно, продвигались вперед. Стояла низкая облачность, и авиации противника не было видно. В январе темнело рано, и уже под вечер мы столкнулись с противником перед селом, где был оборудован его опорный узел, и были обстреляны пулеметным огнем и из танковых орудий.
Быстро покинув танки, мы развернулись в цепь и залегли на открытой местности. Пытались окопаться, но от командира батальона и командира танкового полка последовала команда «вперед». Уже почти